Мать погрела ужин макароны, тушеное мясо. Поставила на стол квашеную капусту:
Ешь, витамины.
Кира ела молча и жадно и на мать не смотрела. Удивилась своему аппетиту ну надо же, а?
Чаю, мам! Если нетрудно.
Молча выпили чаю.
Кира! наконец сказала мать. Вот как мне сегодня спать ночью? С какими мыслями, дочь? Что думать, когда я вообще ничего не знаю? А мне, между прочим, завтра работать! Не молчи! Я же чувствую что-то серьезное! Не просто поцапались, да?
Не просто, кивнула измученная Кира. Если бы просто поцапались, мам Ты же знаешь, мы почти не ругались. И уж не скандалили точно, Вовка человек спокойный и неконфликтный. Только я его не люблю! Разлюбила. Хотя нет, не любила никогда. И это сейчас, точнее, почти два года назад, я поняла. Так поняла, мама, что жить вместе уже невозможно. Невыносимо, мамочка! Все невыносимо слушать его голос, есть за одним столом. Спать с ним, мам! Извини.
Что же делать, Кира? Такой был удачный брак! И папа
Что папа? взорвалась Кира. Это моя жизнь, правда? Или мне слушаться папу? Я, кажется, большая девочка и сама вправе
Оставь, Кира! перебила мать. Ты ж его знаешь. Без бури не обойдется. Ну что поделать переживем.
Мать было жалко. Она искренне любила зятя, ценила его и считала, что дочери крупно повезло: приличная семья, хорошая свекровь, квартира в Москве. Нормальная жизнь. Они были спокойны за Киру. И конечно, очень ждали внуков пора, дочери уже к тридцати что они медлят?
Кира никогда не жаловалась родителям на мужа. И вдруг Может, они чего-то не знают? Надо дожить до утра. Хотя Кира молчунья, скрытница в отца. Да и разговоры по душам у них как-то не приняты. Но главное, самое страшное для Кириной матери было то, как отреагирует отец. Вот это было самое страшное. Он был гневлив, суров, резок во мнениях. Конечно же, будет скандал. И как они уживутся отец и дочь? Если бы Кира не вышла замуж и не ушла из дома, эти два строптивца просто сожрали бы друг друга!
Но отец, как ни странно, воспринял новость довольно спокойно:
Ушла? Ну что же поделать ее жизнь. Дура, конечно, что тут сказать. И что теперь? Кто-то есть? Да, скорее всего. Вы, бабы, просто так не уходите. Сказано это было с презрением.
И мать, и дочь ждали скандала, а получили подобие понимания. Кира с нежностью смотрела на отца, но подойти и обнять духу не хватило отец презирал «телячьи» нежности.
Правда, через пару дней, будучи не в духе, бросил резко:
Только не думай, что я тебя поддерживаю! Ничего хорошего в этом нет ушла, пришла. Сходила замуж, развелась. И выглядишь героиней вот я какая! А что у тебя дальше? Как-то я не вижу, что ты очень счастлива!
Вот это была чистая правда спокойнее Кира не стала, да и счастливее тоже. Даже после того, как вышла из загса с заветной и долгожданной зеленой корочкой в руках свидетельством о разводе. С Володей, кстати, встретились спокойно, как старые и добрые приятели:
Привет.
Привет.
Как дела?
А у тебя? Как Вера Самсоновна, не хворает?
Твоими молитвами, усмехнулся Володя.
И Кира тут же осеклась, замолчала.
Выглядел бывший муж, кстати, неплохо, и через год Кира узнала, что он женился на своей коллеге, Оле Зайцевой. Кира была знакома с ней шапочно, но никак не могла вспомнить ее лицо как ни старалась.
От родителей она вскоре ушла все-таки образовалась та комнатка на Плющихе, коллега не обманула. Кира с трепетом зашла с хозяйкой в квартиру маленькую, двухкомнатную, но при этом коммунальную во второй комнате жила соседка, одинокая старушка Елена Матвеевна, в прошлом детский врач.
Из окна открывался шикарный вид. Был июнь, бурно цвели тополя, пух залетал в распахнутые окна, стелился по старому рассохшемуся паркету и, как нашкодившая собака, забивался под кресло, диван и устраивался в углах.
Старый диван занимал почти половину комнаты Кира его не собирала, потому что всегда, каждую минуту, ждала Мишку. Обстановка была незатейливой: журнальный столик, покрытый льняной пестрой скатеркой, торшер, книжный шкаф на одной полке притулились коричневые керамические болгарские чашки обливные, блестящие, словно покрытые шоколадной глазурью. И книги, много книг Золя, Мериме, Мопассан. Видимо, хозяева любили французских классиков.
На маленькой кухоньке уместились два столика, двухконфорочная плита и холодильник один на двоих. Холодильник принадлежал Кириным хозяевам, но они разрешали им пользоваться Елене Матвеевне.
Старушка нет, не так: пожилая дама была тихой, почти незаметной и невероятно деликатной если слышала, что Кира на кухне, из комнаты не выходила.
Кира даже шутила:
Елена Матвеевна! У меня ощущение, что я живу в отдельной квартире! И еще я волнуюсь вы хотя бы давайте понять, что у вас все в порядке!
Чудесная была эта старушка! Сейчас таких нет все ушли. По выходным если не было Мишки Кира покупала торт и приглашала соседку на чаепитие.
Болтали о всякой ерунде: книги, телепередачи, магазины и цены. И ничего о личной жизни ни слова! Ни словом Елена Матвеевна не обмолвилась, почему одна и что было в ее долгой и наверняка непростой жизни. Чудеса обычно старики словоохотливы и обожают бросаться в воспоминания.
А позже узнала от своей хозяйки: Елена Матвеевна похоронила всю семью мужа и двоих детей. Сын, полковник, погиб в Афганистане, а дочку сбила машина.
«Вот и человеческая судьба, думала Кира. Вот за что, кто ответит на этот вечный вопрос? Ведь сомнений никаких: Елена Матвеевна человек замечательный. Скромный, интеллигентный, порядочный. За что же тогда, господи? А я вожусь со своим романом, со своими горестями, как с писаной торбой. И считаю, что ничего драматичнее, чем моя судьба, нет».
Старушку Кира жалела и старалась, как могла, облегчить ее невеселую старость: покупала продукты, ходила в прачечную, в аптеку.
Они стали почти родными людьми вот как бывает. В хорошую погоду Елена Матвеевна выходила на лавочку подышать воздухом. Кира поглядывала в окно сидит, подставив лицо солнцу. Греется. Ну слава богу!
* * *
Мишка приходил почти каждый вечер, точнее, забегал на десять минут, на полчаса, на час как получалось.
Смущенно, отводя глаза, бросал:
Мне просто необходимо посмотреть на тебя, нюхнуть твои волосы и все, можно прожить еще одну ночь и дожить до утра. Это такая таблетка, спасительный укол, чтобы не помереть.
Нет, приятно, конечно. Но копились, конечно, копились и обида, и раздражение. И даже злость. Она-то смогла! Решилась. Значит, она смелее его? Выходит, он трус?
Мишка ушел из семьи спустя год, когда она почти уже не надеялась, была готова к тому, что он не уйдет, и даже с этим смирилась. Главное она была свободна! Не надо было врать, прятать глаза, отворачиваться по ночам, сползая на самый край кровати, рискуя упасть. И она была почти счастлива.
Но когда он возник на пороге квартиры с жалким старым матерчатым чемоданчиком господи, да где он его взял! и со своим любимым портфелем, она растерялась и все не могла поверить: «Неужели все, навсегда?» И не ошиблась: так все и оказалось навсегда, на всю оставшуюся жизнь. Пока смерть не разлучит. А та Разлучила. Правда, выделила им почти двадцать лет счастья. Абсолютного счастья без всяких «но» и многоточий. И это несмотря на все тяготы, лишения, неприкаянность.
Но разлучила как бывает всегда. Как же рано, как невыносимо рано ушел ее Мишка! Как она кляла тогда судьбу, проклинала бога! А зря двадцать лет счастья, знаете ли. Не все могут похвастаться. Им и так был сделан подарок невозможно щедрый, немыслимый их встреча и вся совместная жизнь, такая долгая и такая короткая.
Впрочем, они всегда были жадными им всегда было мало, всегда не хватало времени, чтобы надышаться друг другом, наговориться, наслушаться. Просто быть рядом.
Тогда, на Плющихе, у них появился собственный угол. Нет, не так у них появился роскошный дворец, туго набитый сокровищами. Сундуки с золотом и драгоценными камнями они открывали каждый день и ослеплялись их светом. Нет, правда каждый день, каждый час и каждая минута были наполнены счастьем таким ярким, ошарашивающим, о котором они и не догадывались.