Нет, определённо никакого акцента не уловить. Но одному только бархату голоса, будто поставленного, можно было доверять.
Разгладив рукой юбку платья, я осторожно присела на стул напротив лейтенанта. Он остановил пристальный, профессионально-любопытный взгляд на моей раненой шее.
Не бойтесь, вы в безопасности, Софья, участковый добродушно улыбнулся, от чего я совсем смутилась, и продолжил: Мы просто поговорим. Мне уже передали данные из больницы. Отметили, вы потеряли память. Как ваше самочувствие сегодня?
Про память всё верно, еле выговорила я хрипло, но, к сожалению, никаких изменений, никаких воспоминаний.
Мой голос сильно отличался от обычного: я говорила непривычно тихо, сдавленно разволновалась не на шутку. Мало того, что я впервые в жизни оказалась в милиции, да ещё и разговариваю с человеком, который в моём настоящем, быть может, давно покойник, если помнить, что его ждёт всего через лет десять-пятнадцать. А сейчас молодой, наверняка, тщеславный и упорный в службе.
Мне вдруг стало дурно, я схватилась за горячий влажный лоб и сделала глубокий вдох. Сердце будто раздвоилось и колотилось, резонируя, то близко, то глубоко в груди. Мелкая дрожь начала охватывать руки. Противно.
Минуту, я принесу воды, снова нахмурился чернобровый Адилов, или как его там.
Да, спасибо!
Он быстро вышел из кабинета, скоро вернулся и вручил гранёный, чуть запотевший, стакан. Лейтенант не спускал с меня строгого изучающего взгляда. Он отошёл к подоконнику и, сложив руки на груди, терпеливо ждал, когда можно будет продолжить беседу. Мой взгляд скользнул по Адилову. Высокий, глубокоглазый. Крепкую шею туго стягивает воротничок. Кажется, поверни милиционер голову не выдержав натуги, слетит верхняя пуговица.
Сейчас, я сделала маленький глоток обжигающе ледяной воды и поставила стакан аккуратно на стол на стекло, под которым был зажат исчерченный простым карандашом карманный календарь за прошлый 1979-й год.
Давайте продолжим, тихо сказала я.
Хорошо, он вернулся на место и взялся за ручку. Давайте попробуем вспомнить главное. Ваше имя?
Луговая Софья Михайловна.
Год рождения?
Мысли заметались. Чуть было не выдала привычное «десятого декабря девяносто третьего», что стало бы путёвкой в известное заведение.
Не помню Зима, точно. Но ничего больше.
На вид вам не больше двадцати. Место жительства?
Не помню, извините, еле слышно проговорила я и для себя самой неожиданно почувствовала, как защипало в глазах. Ещё момент и я расплакалась, закрыв лицо руками.
Извините, буркнула я из-под влажных горячих ладоней.
Выпейте воды, не спешите, мягко сказал участковый. Расскажите сами всё, что помните. Я не буду больше задавать вопросы.
Хорошо, шмыгая носом, я утёрла глаза, щёки и шумно отхлебнула. Хорошо.
Что же ему рассказать? У меня всё вылетело из головы: что говорить можно, а что нельзя. Нужно максимально увести их, как можно дальше, в бесперспективное расследование. Чтобы моё дело закрыли за недостаточностью данных. Или как они это оформляют.
Помню вечер. Город. Да, я точно из города. Я работала....
Чуть не сказала, что работала в газете. Тогда бы они стали рыскать по всем редакциями в ближайших больших и малых городах. Я не могла заставить милицию тратить время на мои намеренные выдумки, когда у них, должно быть, куча работы.
Нет, не помню, я слабо махнула рукой. Так, какие-то образы идут, но ускользают. Помню плохую погоду тем вечером. Меня пытались задушить верёвкой, жёсткой. Знаете, такими скотину привязывают, вроде бы. А потом ударили по голове. Как будто деревянной палкой. Боль резкая, страшная, дышать нечем, в глазах потемнело Всё. Далее вы уже, наверное, знаете. Мне повезло, что, кто бы он или они ни были, выбросили меня живой, я резко оборвала рассказ и посмотрела милиционеру прямо в глаза, спросив шёпотом: Неужели это случилось всего лишь вчера?
Лейтенант только кивнул.
Скажите, он посмотрел на мои пальцы, вы что-то помните о своей семье?
Так, я нахмурилась, изо всех сил изображая мучительные попытки вспомнить. Да, мама, отец. И всё. Если вы спрашиваете, есть ли у меня муж Нет, точно нет. Или Я не знаю. Колец нет.
Драгоценности могли снять, Адилов вздохнул и, сложив руки на груди, чуть откинулся на жёсткую спинку стула. Нам нужно будет съездить в город. Так как здесь мы не можем провести полный осмотр. Хм.
Он выпрямился, взялся длинными пальцами за ручку и отвёл взгляд на серо-зелёную стопку бумаг и картонных папок. Я прекрасно понимала, о чём и в каких преступлениях он подозревает злодеев, но ехать никуда не хотелось. Вдруг что-то случится. Вдруг по условиям этой временно игры, правила который я не знала, мне нельзя покидать село.
Я не думаю, что это нужно. Меня вчера осматривали, быстро проговорила я, схватившись за стакан. Даже уверена, что не нужно, Ансар Ансар
Нуратдинович, с лёгкой улыбкой подсказал мне участковый, хитро глянув исподлобья, и продолжил писать. Видимо, не привыкать подсказывать собственное имя.
Ансар Нуратдинович, я боюсь куда-то ехать теперь. Я хочу только одного остаться здесь, умоляюще проговорила я..
Я понял. В любом случае, из города на днях будут к нам гости. Да и если поедем, то только со мной.
Товарищ лейтенант, я прошу прощения, я благодарно посмотрела на него. Ничем не могу помочь, правда. Я бы хотела, но никак
Нет, он поднял бровь. На самом деле вы можете неплохо нам подсобить. Особенно, если память восстановится. Возможно, вам уже рассказали.
Я чуть помотала головой и сжала стакан руками, чтобы они меньше дрожали.
У нас случилось нечто подобное пару лет назад, сказал лейтенант и с тоской посмотрел в окно. Никого тогда не нашли. Возможно, ваш случай новое звено в цепочке.
А тогда я медлила. Что случилось с человеком? Он сейчас жив?
Нет.
Не успела я и задуматься о новой порции страшной информации, как в дверь постучали.
Войдите, громко сказал лейтенант, и на пороге появилась розовощёкая полная женщина в сарафане, с фотоаппаратом в чёрном чехле на груди.
Ансар Нуратдинович, здравствуйте! заметно было, как она запыхалась. Извините, опоздала. Там эти опять Снимки делаем?
Меня попросили встать спиной к огромной белой печи здесь же в кабинете, и женщина щёлкнула кнопкой. Ещё и ещё.
Достаточно, думаю, она поспешила уйти.
Только фотограф скрылась за дверью, милиционер подозрительно посмотрел на моё платье и хотел что-то спросить, как в кабинет без стука ворвалась девушка.
Ансар, привет! Ой она увидела меня, оправила светлую футболку и сделала шаг назад, заложив руки за спину.
Ирина, я занят, строго сказал Адилов, сдвинув брови. Что-то случилось?
Я просто она снова пристально посмотрела в мою сторону, но быстро перевела взгляд на Ансара. Ты зайдёшь ко мне?
Вопрос, похоже, смутил лейтенанта, но он скоро подобрался:
Как освобожусь.
Буду ждать, кокетливо бросила девушка и вышла.
Давайте продолжим, прошу прощения. Скажите, лейтенант чуть кашлянул в кулак и посмотрел на меня. Это ваша одежда?
Нет. Мою постирали. Ой! невинно пискнула я.
Понял, покачал головой Адилов. Обувь ваша?
Нет, но, я немного замялась. Калоши дома, мои.
Хорошо. Продолжим. В котором часу вы оказались в селе?
Точно не могу сказать. Вечером, около семи, я нахмурилась. По дороге шли эти Много этих С рогами.
Козы?
Не-а.
Бараны?
Да нет, отмахнулась я. Ну, с рогами да что же это такое.
Викинги? шёпотом спросил лейтенант и испытующе смотрел на меня. За крепко сжатыми губами еле скрывалась мальчишеская улыбка, а я не выдержала и рассмеялась. Стало легко-легко.
Коровы? С рогами тут вроде больше некому, как старый приятель, искренне и весело наконец-то отпустил улыбку Ансар Нуратдинович, поспешив с очередной подсказкой. И тут же словно застеснялся внезапной открытости и шутливости. Его глаза сощурились, он попытался напустить прежний важный вид, а над верхней губой, там, где проглядывала щетина, появилась еле заметная испарина.