Моя мама актриса, не по профессии, а по жизни. Ей необходимо внимание, необходимо трагически заламывать руки, делать большие глаза, спрашивать: «а что же делать?». Сегодня она трагическая актриса, непонятая жертва патриархальной системы, которую никто не воспринимает всерьез.
Моя мама писатель. Не по профессии, по профессии она бухгалтер. Но пару лет назад издала свой первый роман, маленькую книжку в пошло-розовом бумажном переплете, бульварный любовный романчик, и с тех пор строчит их с потрясающей воображение регулярностью. Ее романчики сплошные сильные руки, мускулистые груди, страстные поцелуи и пронзительные глаза. Бульварщина.
Я приношу деньги, и хочу, чтобы дома был борщ к моему приходу, чистые носки и помытый пол, ты же сидишь дома! Ты же женщина, ты же мать! отец багровеет, как багровеют все склонные к тучности люди.
Я не обещала всю свою жизнь посвятить борщу, носкам и полам! трагично возвещает мама, хлопает дверью спальни. Выглядывает. Это тоже работа! снова хлопает дверью.
Отец молчит минуту, его дрябловатые щеки медленно наливаются краснотой.
Лена! вопит он, и также скрывается дверью. Он не любит, когда перед ним хлопают дверьми, и когда последнее слово остается не за ним.
Мне нравится приходить с работы поздно. Когда я прихожу рано, приходится неизбежно сталкиваться с ними, и это неизбежно заканчивается скандалом. Либо между отцом и матерью, либо, если мать слишком занята новым романом, между отцом и его мнением обо мне.
Можно было бы сказать, что между отцом и мной, но я не слишком то участвую в подобном скандале. Я не виноват, что он не видит дальше своего носа, и его все во мне не устраивает, от манеры одеваться до места моей работы и учебы.
Плевать, что он думает. Когда я достигну успеха, он пожалеет обо всех своих словах.
Скандал утих к моменту моего выхода из ванной, и я смог спокойно проскользнуть в свою комнату. Ужинать, вернее, поздно обедать, не хотелось, страшно хотелось с кем-то потрепаться.
Цезарь меланхолично перебирает своими восемью лапками в своем террариуме.
Хорошо тебе быть пауком, да?
Цезарь не отвечает. И ежу понятно, что хорошо.
Никаких тебе сложностей. Вот мы, люди, очень сложные. Наша жизнь перестала сводиться к простому выживанию и размножению. Ну, по большей части. Наш мозг, демонстративно стучу пальцем по виску, чтобы подкрепить свою мысль, ужасающе мощная машина, мощнее любого современного компьютера, и до конца еще не изучен. Он то все и усложняет. Это из-за него мы стремимся к самореализации, всеобщему одобрению, из-за него все мы жертвы социума.
Цезарь молчит, лишь немножко подползает поближе. С Семёном дискутировать интереснее, он хотя бы отвечает. Хотя, иногда это бывает некстати. Я больше люблю, когда меня слушают.
Ты стремишься только выжить, отложить побольше яичек Хотя, ты же не самка.
Цезарю плевать, что он не самка, он, деловито перебирая пушистыми лапками, забирается на стекло террариума.
Суть не в этом. Тебя не слишком заботит смысл твоей жизни, есть ли в этом мире другие планеты и живут ли на них другие пауки Мы даже друг с другом, на нашей планете, не можем поладить, к чему нам инопланетные цивилизации? позволяю себе чуть-чуть фыркнуть, когда беру паука на руки. Он не слишком то этому рад, но я привычным движением удерживаю его на ладони.
А нам, нашей многоуровневой машине под защитой черепной коробки, так и хочется сложностей: смысла жизни, любви, признания
Цезарю абсолютно не хочется признания. Цезарю хочется обратно в террариум.
Признание Я его получу, Цезарь. Мое имя будет во всех заголовках. Я не такой как все они, не стану сидеть в офисе с восьми до пяти, готовить ужин, лениво тупить перед теликом, играть с детьми, а по выходным пить пиво с шашлыками на даче у друзей. Я был рожден для абсолютно другой жизни.
Это отец может вести скучную жизнь посредственного адвоката, это мама может кипами строчить свои посредственные романчики. Я из другого теста.
Цезарь с удовольствием возвращается в террариум. Он все равно хороший собеседник, то, что мне нужно.
Родители за стеной скандалят. Судя по звону, мама демонстративно принялась бить тарелки.
В детстве, помню, я этого пугался. Меня тревожили их ссоры, шум, битье посуды. Я сидел под одеялом, и молился, как учила бабушка, и том, чтобы это прекратилось.
Бабушка всегда говорила, что, если очень хорошо попросить Бога, он обязательно откликнется. Если ты хороший человек, конечно.
Однако, то ли я нехороший человек, то ли Бога нет, но он так ни разу не откликнулся.
Ты ни во что меня не ставишь!
Бум! Минус тарелка.
Ты забыла свое место!
Бум! Надеюсь, это не моя любимая чашка. Только не снова.
Сейчас мне больше не страшно, и я больше не молюсь. Но я думаю, лучше бы они развелись. К чему терзать и себя и меня? Многие говорят, что развод это плохо, нужно сохранять отношения ради семьи, ради детей Но что, если семьи уже попросту нет? Если брак разваливается, и даже суперклеем его не склеить, к чему всех мучать? Мучать себя тем, что я буду жить с этим человеком «ради», мучать детей, что они видят эти бесконечные скандалы и ссоры «ради» Ради чего? Лучше бы они развелись и один из них стал бы «воскресным родителем».
Интересно, любят ли они еще друг друга?
Мысли о любви неизбежно наводят меня на мысли о Катерине. Катерина кажется мне абсолютно неземной, не такой, как все остальные.
Могла бы она полюбить меня?
В наступившей тишине мои слова звучат жалко и виновато, точно мне самому неловко говорить об этом.
Что касается любви Цезарь замирает на ветке, внимательно смотря на меня, точно ему очень интересно слушать про тонкости человеческих отношений. Никто не станет любить тебя, если ты сломан. Если ты сложный, если ты грустный или проблемный.
Никто и не обязан, Цезарь отвечает мне смешным, басовитым голоском, и быстро прячется за веткой, точно смущенный собственной смелостью.
О любви можно говорить долго, я старательно делаю вид, что не слышу реплики паука, ведь весь мир старательно кричит вокруг нас: люби, и будь любимым! Иначе все это не имеет смысла. Сколько бы ты не говорил, что ты полноценный, что тебе не нужны отношения Социум обступает тебя со всех сторон, опутывает паутиной неприятных вопросов, косится на тебя неодобрительно, как будто, раз ты не в отношениях, с тобой что-то не так. Ты замечал, как порой девушки горделиво тычут повсюду собственным замужеством? «А вот я с мужем», «мой муж», «мне муж» Точно всем вокруг обязательно нужно быть в курсе, была бы их воля они бы на лбу себе написали: «ЗАМУЖЕМ». Мама тоже так делает, знаешь?
Почему? паук деловито шевелит лапками, и в голосе его слышится живое недоумение. Даже сейчас, когда все вокруг такие свободные, сильные и независимые?
Ну я раскачиваюсь на стуле, размышляя, позволяя разрозненным мыслям скользить в голове, точно ленивым змейкам.
Дверь моей комнаты распахивается, с треском ударяется о стену, отец на пороге багровый и злой, и у меня по спине бегут знакомые с детства мурашки. Пусть я уже не ребенок, но его вид все равно пугает. Так пугает дикий, прущийся на тебя клыкастый кабан.
Ты!
Я?
Ты опять не вынес мусор с утра, бестолочь ты этакая! грохочет отец, потрясая кулаками. Это выглядело бы по-мультяшному смешно, если бы не было так страшно.
Я я опаздывал в университет, к своему стыду, я бормочу, как ребенок, невнятно и робко. Вместо того, чтобы дать отпор, я снова прячусь в песок.
Итак нихрена по дому не делаешь, одна единственная обязанность у тебя! Только и можешь что шляться везде, да просиживать штаны за компьютером, вот заберу его у тебя!
Отец брызжет слюной, говорит путано, скользит осоловелым взглядом по комнате, ища, до чего еще можно докопаться.