В то раннее утро Елена плохо представляла себе, что делать, и потому импровизировала на ходу. Она стащила с него прорезиненный костюм и расстегнула комбинезон, чтобы проверить, не ранен ли он, растерла ему грудь и плечи спиртом, чтобы он согрелся, и промокнула кровь на ушах и на носу. Причиной, скорее всего, было не ранение, а удар по голове, хотя ни одной гематомы видно не было. Она вспомнила, что ночью слышала грохот взрыва сгорел корабль, и пришла к выводу, что у этого человека случилось внутреннее кровоизлияние. Возможно, от взрывной волны, принесенной морем. А может, взорвалась одна из его собственных мин.
Так или иначе, мужчина пришел в сознание. Елена закрыла пузырек со спиртом, а снова обернувшись, увидела, что мужчина открыл глаза зеленые, взгляд помутневший, а в уголках краснели кровяные прожилки. Когда она сказала, что пойдет поискать врача, он пристально вгляделся в нее, словно не понимая, о чем она говорит, или не понимая ее языка, и потом медленно покачал головой. Ей пришлось наклониться, чтобы расслышать, что он пытается сказать: какое-то слово и цифры, которые он произносил тихо и с трудом. Телефон, пожалуйста. Вот что он говорил. Пожалуйста. Говорил по-испански, с легким итальянским акцентом. Телефон, повторил он, и номер, 3568. И снова впал в забытье.
Сейчас, сидя в баре на углу переулка Риц и площади Альта, затерявшись среди людей, что наводнили центр города, она наблюдает за этим человеком издалека, внимательно вглядываясь в детали, и вспоминает, как тогда пятнадцать минут бежала до переговорного пункта на военной базе, пока там не появились военные. Она просунула в щель блестящую монетку, и тут тень последних двух лет одиночества и ожесточения накрыла ее; она колебалась, прежде чем набрать номер, глядя через окно на плакат, прикрепленный к дверям гражданской гвардии: ВСЕ ДЛЯ РОДИНЫ. Прошлое было еще совсем свежо и больно ударило неопределенностью настоящего. Наконец она решилась: три, пять, шесть, восемь. На другом конце отозвался мужской голос по-испански, без всякого акцента. Тезео Ломбардо, сказала она. Последовало молчание. Кто говорит? спросил голос. Да какая разница, кто говорит? ответила она. Потом назвала свой адрес, повесила трубку и вернулась домой.
Елена неподвижно стоит на углу, не отрывая взгляда от мужчины, который ее не замечает; Елена делает вид, что ее заинтересовала витрина обувного магазина, где она видит против света собственное отражение на темном фоне улицы: легкое летнее платье с поясом, сумка, которую она держит в обеих руках, каштановые волосы коротко острижены и слегка завиты по моде. Она еще молода и хорошо выглядит, стройная, почти худая, может, слишком высокая для типичной испанки метр семьдесят шесть сантиметров без каблуков: Мария Елена Арбуэс Ортис, двадцать семь лет, вот уже два года вдова. Владелица книжного магазина «Цирцея», что находится на улице Реаль в городе Ла-Линеа-де-ла-Консепсьон.
Трое мужчин встают из-за стола и, смешавшись с толпой на площади, направляются к улице Кановас-дель-Кастильо. Они в рубашках с закатанными рукавами, выглядят весело и раскованно так и кажется, что они из одной семьи. Непринужденно беседуя, они идут к порту. Елена уже готова оставить их и заняться своими делами она приехала в город на автобусе, чтобы уладить кое-какие бюрократические вопросы, однако в последний момент поддается порыву. Любопытство не отпускало ее с того самого утра на пляже и дома, в Пуэнте-Майорга. Ей хотелось узнать больше о незнакомце, в судьбе которого два месяца назад она принимала участие целых полтора часа; он не подавал о себе никаких вестей, но она никак не могла его забыть.
Когда она вернулась домой с переговорного пункта, мужчина уже был в сознании и находился под неусыпным надзором Арго, которая лежала рядом, а теперь вскочила и радостно бросилась хозяйке навстречу. Мужчина так и лежал на полу, на коврике, испачканном песком, укрытый одеялами; под голову ему Елена пристроила подушку. Рядом валялись остатки прорезиненного костюма и своеобразные часы со светящимися циферблатами; Елена сняла их с его запястий, когда растирала ему спиртом руки. Но она заметила, что нож, который перед уходом она отложила в сторону, подальше от других вещей, снова оказался около него, справа, на расстоянии вытянутой руки. Обнаженное лезвие на рукоятке из черного дерева ярко сверкало в утреннем свете, проникавшем через окно на юг бухты, и отражало профиль несчастного и необычного гостя.
Я передала, сказала Елена, гладя собаку.
Казалось, тревога в глазах лежавшего на полу человека немного унялась. Он пристально всматривался в Елену, внимательно изучая ее лицо и каждое движение. Недоверие постепенно отступало.
Не знаю только кому, добавила она. Но я это сделала.
Мужчина медленно кивнул, не отрывая от нее взгляда.
Спасибо, глухо сказал он наконец; он все еще был очень слаб.
Она стояла перед ним в нерешительности. Не знала, что делать дальше. Ситуация была странная и нелепая.
Кто бы они ни были, ответила она, надеюсь, они скоро будут здесь.
Он снова кивнул и часто заморгал, словно сдерживая стон. Должно быть, ему очень плохо, подумала она. Изможденный, больной и беспомощный, хотя и сильный мужчина с торсом атлета. Растирая ему грудь, она обратила внимание на его крепкие мускулы пловца. Глаза у него все еще были в красных прожилках, но из ушей и носа кровь больше не шла. Елена снова подумала о горящей нефти и том, что ей известно о взрывной волне на морской глубине. Не кто иной, как Самуэль Сокас, доктор Сокас, несколько дней назад беседовал с приятелями в «Англо-испанском кафе» как раз об этом: о войне, минах и кораблях. Взрыв подводной лодки, даже если он произошел на большом расстоянии, может вывернуть наизнанку человеческий организм.
Больше вы никому ничего не передали?
Мужчина итальянец, никакого сомнения, хорошо говорил по-испански, с легким акцентом. Тон его был недоверчивый, словно его тревожила какая-то неотвязная мысль. Елена успокоила его, покачав головой, скрестила руки на груди и с упреком взглянула на обнаженное лезвие ножа.
Пока нет.
Она подчеркнула слово «пока», а он снова заморгал, смутившись от собственного вопроса и от ее ответа, потом взглянул на собаку, протянул руку к ножу и накрыл его краем одеяла, будто стесняясь, что оставил на виду.
Простите, прошептал он.
Звучало искренне. Теперь, когда нож был спрятан, мужчина казался еще беспомощнее. Елена указала на бутылку вина из Малаги, стоявшую на полке потухшего камина:
Может, от этого вам немного полегчает.
Он кивнул, и она протянула ему стакан, заполненный на треть. Опустилась на колени и поднесла стакан к его губам. Он сделал три небольших глотка и закашлялся. Елена рассматривала нашивки на рукавах его комбинезона.
Главный старшина Королевских военно-морских сил? сказала она, указав на карман, куда снова положила его воинское удостоверение.
Младший офицерский чин.
Тезео, так вас зовут? Тезео Ломбардо?
Она увидела, что он, услышав свое имя, на секунду замялся. Потом, кажется, что-то вспомнил и, успокоившись, понял вопрос.
Да, сказал он.
Что вы сделали? Откуда вы явились?
Он не ответил. Но смотрел ей в глаза не отрываясь.
Почему вы мне помогаете? спросил он в свою очередь.
Елена пожала плечами. На этот вопрос было нелегко ответить. Даже самой себе.
Вы ранены, наконец проговорила она, значит, нуждаетесь в помощи.
Он продолжал смотреть на нее испытующе, ожидая услышать что-то еще. Она покачала головой, поднялась и поставила стакан на полку.
Сама не знаю, добавила она, хотя это было не совсем так.