День шёл своим чередом: станки шумели, технологи в серых халатах о чем-то спорили над чертежами. Пахло жжёной стружкой и машинным маслом. Пыль, медленно и блаженно летавшая под потолком, словно планктон в просторах океана, подсвечивалась тусклым светом из окон. Внезапно по заводу разнесся странный шум. Такой шум обычно сопровождал день выдачи зарплатных квитков, когда мужчины разбивались на небольшие компании, жалуясь друг другу на неоцененность своего труда. Однако в этот день ничего подобного не ожидалось. Внезапно люди начали выбегать на улицу, сначала по одному, затем по несколько человек. Тимур решил, что начался пожар, и эта мысль ужаснула его бороться с огнём было нечем. Датчики дыма в цеху отсутствовали, огнетушители не первый год просрочены, а городские пожарные едва смогли бы потушить горящую квартиру, что говорить о целом цехе. За себя Тимур переживал в последнюю очередь сгореть в огне для многих рабочих было не так страшно, как остаться без работы. Выйдя в проход, он осмотрелся, но ни огня, ни дыма не увидел. Рабочие, пробегавшие мимо, не казались напуганными, скорее заинтригованными. Поглощённый происходящим, Тимур вздрогнул, ощутив короткий тычок в бок. Он не заметил, как к нему сзади подошёл Пашка, высокий рыжеволосый юноша пронырливого вида с вечно довольным выражением лица.
Тим, хрен ли встал, возбуждённо просипел тот. Там Семёныч с крыши прыгать собрался, всё пропустишь.
Чего? Куда прыгать? удивился Тимур.
Куда, куда? Вниз, наверное. Да пойдём же, Пашка схватил друга за рукав и они вместе побежали к выходу.
На улице толпа вобрала в себя не меньше пятидесяти человек, все смотрели наверх, прикрывая ладонями глаза от капель дождя. Сергей Семёнович, рослый широкоплечий мужчина, чей возраст начал подбираться к пятидесяти, действительно стоял на крыше завода.
Серёга, не дури! Слезай давай! крикнул кто-то из толпы.
Я буду говорить только с директором, послышалось с крыши.
Он же уволит тебя, идиот, крикнул в ответ хриплый голос.
Сергей Семёнович сдержал своё слово, проигнорировав и эту, и десяток других, куда более обидных реплик. Когда стало ясно, что вразумить его не выйдет, рабочие стали выбирать, кто пойдёт за директором. Это заняло куда больше времени, чем все уговоры. Роль гонца с плохими новостями примерять на себя не хотел никто. В конце концов за начальником отправили, подкрепив просьбу парой тумаков, самого молодого, коим Тимур, к своему счастью, не оказался.
Все уже успели промокнуть и замёрзнуть, когда перед толпой появилось всё начальство в полном составе. Валерий Михайлович Лосев, директор завода, стоял впереди всех. Небрежно болтающийся пиджак оголял солидного размера живот, золотые кольца на толстых пальцах, казалось, полностью перекрывали кровоток. Задрав седеющую голову вверх, он не нашёл ничего лучше, чем проорать:
Зарплату не прибавлю! Слезай, а то уволю к чертовой матери!
Последовала долгая пауза и, казалось, Сергей Семёнович не может принять решение. Покачиваясь на лёгком ветру у края крыши, он, наконец, крикнул:
Не нужны мне ваши деньги паршивые! Я здесь, чтобы сказать то, что о вас думает весь завод. Да что там завод весь город.
Тимура эти слова несколько озадачили. Сергея Семёновича знали как человека замкнутого и странного. В курилке и столовой он садился отдельно от всех, разговаривал с коллегами только по делу, и в сопереживании к ближнему его заподозрить было трудно.
Теперь точно уволит, грустно подметил пожилой рабочий из толпы.
Сволочь ты, Валерий Михайлович, нравоучительно продолжил Семёныч явно подготовленную речь. Мужиков обкрадываешь, чтобы машины себе покупать. А люди голодают в стране. Из-за таких, как
Ты уволен, мать твою! Уволен! Ты это понял? не дав тому договорить, прорычал Лосев.
Его лицо покраснело, вены на шее вздулись. Несколько секунд висела гробовая тишина. Рабочие начали пятиться в сторону проходных. Директора редко видели в такой ярости, и попасть под горячую руку никому не хотелось.
Нет, Валерий Михайлович. Я сам увольняюсь, крикнул мужчина с крыши и прыгнул вниз.
Рабочие, до последнего воспринимавшие происходящее как глупую шутку, раскрыли рты. Падение, длившееся не больше секунды, казалось, растянулось на час. Мгновение и мощное тело упало всей своей массой на блестящий «Мерседес», промяв его крышу до спинок сидений. Стекла разлетелись в мелкую крошку. Сигнализация оглушительно ревела, но её будто никто не слышал. Голова на неестественно вывернутой шее будто специально была повёрнута к толпе. Изо рта стекала струйка крови. Тимур отвернулся, не в силах смотреть на переломанное окровавленное тело человека. Он не мог поверить, что такое в принципе могло произойти. Люди умирали, ему это было известно, но никогда это не происходило на его глазах. Смерть была для него неким фантастическим существом, о котором многие говорят, но никто не видел. И что самое страшное, она никогда не была такой глупой, такой бессмысленной. Тимур смотрел на низкое мрачное небо, на летящих по нему птиц, на серые кирпичики зданий, и вдруг понял, что эта невзрачная панорама кажется ему прекрасной, ведь в ней есть жизнь. Жизнь, которую никто не замечает, не ценит, не бережёт.
Поодаль, у дороги, ведущей к парковке, стоял мужчина в сером рабочем костюме. Он смотрел на труп, окруженный толпой, и улыбался.
Спустя полтора часа консультант страховой компании тщетно пытался объяснить разъярённому мужчине, что падение самоубийцы на крышу его автомобиля не является страховым случаем.
Глава четвертая. Бог видит всё
Вторник, 29 августа 2028 г.
1
В деревянном храме на берегу реки заканчивались приготовления к праздничной службе. Прихожан с каждым годом становилось всё меньше и меньше даже на Пасху собиралось чуть больше десятка, но священник, которого звали отец Тихон, выполнял все ритуалы, как того требовали каноны. Его не пугало то, что храм придётся закрыть в отличие от многих, он не зависел от грошовых пожертвований. Основной доход ему приносила лесопилка, построенная им на заднем дворе. Однако то, что ряды верующих редеют, не давало ему покоя. Тихон понимал, что тому есть объективные причины. Патологическая тяга к роскоши высших чинов, сексуальные скандалы и внутренние разногласия подорвали народную веру в непогрешимость церкви. Спрашивая себя, можно ли было это предотвратить, он всё чаще склонялся к тому, что нет. Падение авторитета шло по накопительной, года и десятилетия, и этот процесс ему пришлось наблюдать с детства.
Впервые о греховности духовенства Тихон услышал от набожной бабушки. Она называла местного попа плутом, жаловалась, что он появляется на людях пьяным и вообще превратил храм Божий в магазин.
Нет в нём веры. Нет, и не было. Слуга антихриста он, раздражалась каждый раз бабушка, едва завидев того на улице.
Маленький Тихон не понимал, почему ей так не нравится безобидный низкорослый толстячок с бородой, и, будучи весьма любопытным, задавал много вопросов, постепенно узнавая о церкви и вере.
Он рос необычным для маленького села ребёнком. В то время как большинство мальчишек играли с еле живым мячом, Тихоня, как его прозвали сверстники, проводил время наедине с собой. Ему нравилось забираться вглубь лесной опушки, наблюдать за птицами, гулять вдоль извилистой речки. В такие моменты он чувствовал себя причастным к чему-то великому, что невозможно почувствовать, находясь среди людей. Ему казалось, что это «что-то» и есть то, что все называют Богом.
Бабушка всячески поддерживала его стремление познать Бога. Ей нравилось пересказывать ему житие святых и те части Библии, которые казались понятными для его возраста. В один момент Тихон загорелся идеей стать священником. Настоящим, таким, чтобы бабушка им гордилась.