Я до сих пор не знаю, кто убил моих родителей. И представления не имею, как к этому вопросу подступиться.
Вот и надо наконец хорошо отдохнуть, сказала Сероль.
Я и отдыхаю. Хотя если бы мне не подарили приглашение, вряд ли стала бы добывать его самостоятельно.
А кто подарил? с нотками ревности в голосе спросил Валлар.
Соседка по гостинице. Эльфийка. Будет играть на флейте.
Вот это да! восхитилась Сероль. Нет, правда? Настоящая живая эльфийка? Не фантом? Слышите, пацаны?
Пацаны кивнули.
Тем более пойдем с нами. Там же лучше слышно.
Я задумалась. А, может, ну ее, эту работу? Доделаю ночью. Вечером в любом случае не смогу, потому что иду в «Веселый тролль». У меня даже мысли не было, чтобы не пойти. Пообщаться со среброликой! Да я и мечтать о таком боялась!
Нет, ночью работать плохо. А после ресторана тем более. Можно исказить руну, а эти и вовсе были незнакомые. Напортачить раз плюнуть.
И лучше видно, сказала я. В том числе и меня.
Юсти, ты опять про платье, что ли? спросил Валлар. Вот честное сенталийское, нам все равно, в чем ты одета.
Не только про платье. Кстати, ребята. Вы случаем не встретились с госпожой Варитой?
Она тоже тут? Вот же дрызь
Алежур загрустил. В его планы не входила встреча с кураторшей.
Да забыла она про твои два хвоста, успокоил его Валлар и обратился ко мне. Пока не встретились, а что?
У нее такая интересная брошка на платье Какой-то артефакт. Но я не смогла определить область его применения. Если встретите спросите, а?
Ели встретим, спросим, пообещала Сероль.
Ой, кажется скоро начнется, сказала я, услышав звуки фанфар. Вы идите. Мне тут Я поработать хотела.
Маньячка, констатировала Сероль. Ты поэтому на каникулы не уехала, да? Тебя же вроде дядя приглашал?
Я бы не сказала, что он очень сильно приглашал, скорее, из вежливости. У самого в семье пятеро ртов. Однако он и слова не сказал отцу, когда тот попросил приютить у себя племянницу. Мне было пятнадцать. Я не хотела никуда переезжать. Однако ослушаться родителей не посмела и все-таки переехала. Дядя дал мне новое имя и свою фамилию. А через месяц родителей убили.
Мне просто надо работать, сказала я, отворачиваясь и прикрывая глаза ладонью. Срочный заказа для мастера Тряка. Так что вы идите, ладно? В перерыве увидимся. Я вас найду, не волнуйтесь.
Да, мы пойдем, растерянно и чуть испуганно пробормотала Сероль, оглядываясь на ребят и не понимая, что такого она сказала.
Я кусала губы и не могла объяснить ей, домашней девочке, как и другим однокурсникам, насколько тяжело не иметь своего дома, куда можно вернуться. Насколько ужасно не иметь возможности никогда, никогда не обнять маму и папу, не услышать заботливые и веселые голоса и не увидеть родные улыбки.
Наконец ребята ушли, и сразу же объявили начало концерта. Это отвлекло от грустных мыслей. Два первых номера я смотрела в полглаза жевала конфеты и переписывала руны. Смотреть на самом деле особо было нечего. Сперва традиционно спели гимн четырех дружественных рас. Потом трио гномов затянуло длинную и нудную балладу об украденном рецепте знаменитого пирога с кучей трупов, детоубийством и низверганием воров в пучину бурных вод. Эту балладу я знала с детства и никак не могла взять в толк, почему за какой-то там рецепт непременно нужно кого-нибудь убивать. Странный народец эти гномы.
Третьим номером шел хоровод, старинный праздничный танец, яркий, пестрый, шумный, с традиционными выкриками «эй-ха». Танец символизировал сбор урожая и радость от того, что грядущая зима не будет голодной.
И лишь потом вышла эльфийка. Мне плохо было видно ее с моего места, зато слышно замечательно.
Казалось, даже птицы замерли, когда чарующая мелодия поплыла над садом. Она рассказывала о красоте и гармонии нашего мира, о простых чудесах природы, лучше которых ничего не может быть. Каждый звук достигал самых потаенных уголков сада. Замерли лакеи и клоуны. Кажется, даже муляжи животных повернули жуткие морды и внимают флейте. Все: люди, гномы, тролли последние тоже присутствовали, хоть и в небольшом количестве слушали, затаив дыхание, кто-то с закрытыми глазами, кто-то тихо улыбаясь. Может, и не зря ее сюда пригласили. Разве эта музыка не способна достучаться до каждого сердца, объяснить, что мы не враги, а когда-то и вовсе были друзьями навек? Жаль, век тот давно минул
Заканчивалась пьеса, как и все эльфийские творения, торжеством бытия. Мы будем жить вечно, пропела флейта и смолкла. Я выдохнула и поставила последнюю точку в последней руне. Подула на пергамент, высушивая чернила, свернула в трубочку и кинула в тубус, туда же отправила бумажный лист и чернильницу с пером. Закрыла, перекинула через плечо. Встала. Сейчас все тоже поднимутся с места и устроят овацию виртуозной исполнительнице, и мне хотелось быть в их числе.
Именно в этот момент вместо оваций королевский сад прорезал дикий вопль. Кричали возле сцены. Я выскочила из беседки и побежала на крики.
А возле сцены уже нарастала неразбериха. Визги, вопли, бряцание оружия. Это набежала стража и оцепила зрительские места.
Когда я увидела, отчего все так возбудились, тоже чуть не закричала. Среброликая дева лежала на сцене без движения.
Умерла! кричала какая-то дама. Прямо здесь! Флейту эдак вскинула в последний раз, упала и умерла!
Туда им, эльфам, и дорога, рассудительно отвечал спокойный бас. И им, и дудкам ихним.
Да что вы такое говорите-то?! возмущенный дискант.
А чего? Как наших у ихних границ стрелять, значит, можно, а ихних у нас не сметь, так что ли?
Так то у границ, это первая дама. И вообще, это не метод! Там война, а тут мирный концерт!
Война? Какая еще война? Нет же никакой войны!
Нет, так будет!
Но разве музыканты виноваты? Почему умирать должны юные девушки?
Насчет юности готов поспорить. Эльфы и в пятьдесят прекрасно выглядят, и в сто. А чего им? Леса не загаженные, жрут вообще одну траву, не гадость какую-нибудь, как мы. Вот мы почему болеем, а? Кто-нибудь думал? А-а-а, вот то-то. Чего нам гномы продают, еще неизвестно. Дрянь всякую
Кто-то внезапно и очень жутко завыл на одной ноте. На него прицыкнули, и он так же внезапно заткнулся.
А я смотрела на девушку, лежащую в нелепой позе, и думала, как ей, наверное, неудобно и холодно. Мне и самой вдруг стало зябко, хотя летний теплый вечер едва начинался, и солнышко еще согревало всех ласковыми лучами.
Тем временем на сцене появился королевский врач в серо-зеленой мантии. За ним вприпрыжку поднялся невысокий человек в клетчатом сюртуке. Врач констатировал смерть от неизвестной причины (внешних повреждений нет, за внутренние не ручаюсь, м-да, тут нужна дополнительная экспертиза, но кто ж ее позволит провести, ну, вы понимаете, м-да) и удалился.
Где у нас дежурный некромант? озабоченно спросил клетчатый, вертя при этом головой, словно флюгером. Эй, стража! Стража, кому говорят! Быстренько сбегайте за дежурным! Бего-о-м! Каждая минута дорога!
Бегом, конечно, никто не побежал. Даже с места не двинулся. Стражи, оцепившие королевский сад, кажется, намертво вросли в землю, а их взгляды, обращенные к клетчатому, недвусмысленно говорили: тебе надо ты и иди.
Наверное, он и пошел бы, но тут на сцене появился еще один человек.
Высокий молодой мужчина в темных штанах, белой рубахе и кожаном жилете на шнуровке поставил рядом с телом эльфийки холщовую сумку, присел на корточки и принялся вынимать из сумки склянки, бутылки, свертки. Проделывал он это быстро и четко, и все замерли, завороженные выверенностью его движений. Ничего удивительного, некромант во время ритуала не должен ни лишнего слова сказать, ни лишнего жеста сделать. Потому что вместо души умершего может вылезти нечто непотребное и такого наговорить, а хуже того натворить, что лучше бы того некроманта сразу пристукнуть, чтобы не мучился.