Белокаменный одноглавый храм и трёхуровневая, с открытой верхней площадкой, деревянная колокольня были единственными сооружениями комплекса Усть-Бардинского мужского монастыря, которые располагались в самом центре его, окружённой высоким забором, не шибко обширной, но всё же достойной того, чтобы называться просторной, территории. Остальные входившие в его состав постройки тянулись по периметру вдоль ограды. И первая из них, куда привёл меня отец Гавриил, встретила меня запахом свежесваренных щей.
Я сразу же понял, что здесь находятся трапезная и кухня.
Едва мы переступили через порог, как навстречу нам вышел какой-то обрюзгший монах. На вид лет пятидесяти-шестидесяти. Он обращал на себя внимание тем, что имел какую-то бутылочную, я бы даже сказал, женскую фигуру.
Доброго вам здоровья, отец Гавриил!
Доброго вам здоровья, отец Исаакий! склонил в ответ голову мой наставник.
Их приветствия прозвучали, вроде бы, вежливо и вполне дружелюбно, но мне всё равно показалось, что в голосе отца Гавриила сквозила какая-то скрытая неприязнь.
Показав мне трапезную, я опишу её чуть позднее, в следующей главе, отец Гавриил повёл меня в соседнее, хозяйственного назначения, сооружение, которое было разделено на несколько частей.
Вот здесь мы храним наши продовольственные запасы, стал показывать он, вот тут у нас производственный инвентарь вот здесь у нас деревообрабатывающий цех; кстати, ваш сосед Богдан работает именно в нём вот это у нас гараж а вот это у нас конюшня.
У вас даже и машина имеется? подивился я.
Да, имеется, мол, а что тут такого, подтвердил мой наставник.
Фургон или бортовик? поинтересовался я.
Нет, легковая, ответил отец Гавриил. Это служебный автомобиль нашего настоятеля.
Наружу стали высовываться любопытные лица. Новые обитатели здесь появлялись не часто, и поэтому вполне естественным было то, что всем вдруг захотелось на меня взглянуть.
В глубине продовольственного склада метал «гром и молнии» отец Митрофаний. Объектом его недовольства был какой-то лохматый цыган. Звали этого цыгана Шандор.
Как я узнал чуть позднее, именно его как раз и застукали накануне с сигаретой в туалете.
Дальнейшее моё ознакомление с монастырём происходило уже в сопровождении монастырских собак. Полина и Борька, видимо, перестали воспринимать меня чужаком и, наряду с отцом Гавриилом, также стали моими экскурсоводами.
Если производственно-хозяйственный корпус был в монастыре самым большим, то следующее здание, куда привёл меня мой наставник, являлось, напротив, здесь самым маленьким.
Впрочем, это «здание» даже и зданием-то не назовёшь!
А вот это наша фармацевтическая лаборатория, протянул руку отец Гавриил и указал мне на стоявший в углу ограды сарайчик. Здесь у нас изготавливаются целебные настойки и сборы. Но посторонним сюда вход категорически запрещён.
А кто здесь считается посторонним? осведомился я.
Все, кроме нашего травника отца Ксенофонта и его помощника брата Паисия.
Даже вы? изобразил удивление я.
Даже я, кивнул отец Гавриил.
И даже настоятель монастыря?
Да, и даже отец Ираклий.
Собаки, словно в подтверждение сказанному, разродились недовольным лаем.
Я вгляделся в приоткрытую дверь «лаборатории» и заметил там невзрачного, седого монаха и его рыжеволосого молодого напарника. Они процеживали какой-то раствор.
Из сарайчика повеяло каким-то терпким и горько-кислым запахом. Я невольно поморщился. Запах был неприятный.
Наши травяные настойки и сборы обладают уникальными целебными свойствами, заявил не без гордости отец Гавриил. К нам приезжают за ними даже из других областей. Мы даже стали их уже возить за границу!
За границу? вскинул брови я.
Да, мы возим наши настойки в Финляндию. Благо граница отсюда совсем недалеко.
И тут меня как будто бы передёрнуло. Я вспомнил слова Семёна о выявленной Радиком контрабанде.
Значит, посторонним сюда вход запрещён! А не таится ли причина исчезновения Радика здесь?
Я засунул свои скрючившиеся пальцы в карманы, чтобы они не выдавали моего волнения: а не сосредоточена ли вся эта контрабанда в этой, вот, «фармацевтической лаборатории»?
Я отвернулся и сделал вид, что рассматриваю возвышавшуюся в стороне колокольню. Я обоснованно опасался, что мои мысли спроецируются на выражение моего лица.
Обогнув вдоль ограды всю территорию монастыря, мне показали ещё монастырскую лавку, завели в часовню, провели вдоль заснеженного огорода и небольшого монастырского кладбища, мы снова вышли к паломническому корпусу, сопровождаемые звонким лаем словно бы обрадовавшихся чему-то собак.
У входа в корпус стояли отец Ираклий и отец Киприан. Они негромко переговаривались между собой.
По моей спине пробежал настораживающий холодок. Мне показалось, что они как-то подозрительно на меня посмотрели
Вернувшись в свою келью, я скинул ботинки, повесил на стул свою куртку и, не снимая ни свитера, ни брюк, улёгся на отведённую мне кровать.
Скоро всё равно идти на обед. Обед здесь начинался в четырнадцать часов. Стрелки показывали уже начало второго. Какой тогда был смысл переодеваться?
«Ну, и какие у нас итоги?» закрыв глаза, спросил себя я.
Да какие тут, к чёрту, могут быть итоги? После нескольких-то часов пребывания в монастыре.
Но один итог всё же был это зародившиеся во мне подозрения относительно «фармацевтической лаборатории».
Но куда, вот, подевался мой Радик?
Эх, был бы хотя бы хоть малейший намёк для ответа на этот самый главный и самый важный для меня вопрос!
В келье было тепло. В монастыре топили на совесть. Батареи были очень горячие, и я вскоре почувствовал, что стремительно погружаюсь в сон.
Из царства Морфея меня выдернули чьи-то отдававшие эхом шаги.
Когда считаешь обстановку враждебной, любые звуки способны породить лихорадочную тревогу.
Можно?
У заглянувшего в келью облачённого в подрясник старца было настолько блаженное выражение лица, что создавалось такое впечатление, будто он только что спустился с небес.
Поправив свои роговые очки, он вопросительно уставился на меня.
Я слегка кивнул головой, но он на этот жест никак не отреагировал.
Позднее я узнал, что для разрешения войти мне просто следовало произнести: «Аминь». Но я тогда ещё не знал всех монастырских порядков. И старец, видимо, это понял. Потоптавшись ещё примерно с десяток секунд, он осторожно переступил через порог.
Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе, Сын Божий, помилуй нас, перекрестился он на висевший в углу кельи Образ, после чего, повернувшись ко мне, представился: Отец Амвросий, библиотекарь.
Положив на стол принесённую им с собой книгу, он пододвинул к себе стул, после чего уселся рядом со мной.
Те, кто несчастен в жизни мирской, часто обретают счастье именно в святой обители! нравоучительно произнёс он. И отрешение от мирских забот для них есть отрешение от никчемной и опустошающей душу жизни.
Далее отец Амвросий разъяснил мне, что если я настроен посвятить остаток своей жизни служению Богу, то я должен для этого делать следующее:
быть православным христианином;
проникаться душою в богослужения и любить их;
совершать утреннее и вечернее молитвенное правило (то бишь, молиться по утрам и вечерам);
соблюдать духовный и телесный пост;
чтить православные праздники;
читать духовную литературу, повествующую о монашеской жизни и об истории монашества.
С этими словами он пододвинул ко мне принесённую им с собой книгу.
Почитай, сын мой, для обретения душевного спокойствия и для осознания своего пути к Богу.
Это была старая потрепанная книга, на обложке которой значилось: «Житие Святых».