Буду-буду! Вот! Он кашлянул и снова покосился на Олесю. Она безучастно изучала расписание поездов. Павел удовлетворённо кивнул.
Красавчик забрал свой паспорт и, пряча документ во внутренний карман пиджака, посмотрел на Павла с хищным обожанием:
Счастливого пути!
Павел едва удержался от книксена.
Да-да, спасибо! поблагодарил он и отвернулся, стремясь поскорее избавится от психологического гнёта альфа-самца. И вам Счастливо оставаться! На свободе
Парень грациозно удалился, оставив в глазах юной железнодорожницы грустный отпечаток встречи с прекрасным.
Юсенков? голос кассирши прозвучал по-командирски строго.
Там неразборчиво напечатано? съехидничал Павел.
Девушка не ответила, хладнокровно вбила данные и распечатала билет.
***
Ну, Леся, вот и всё. Павел не удержался и коснулся Олесиной руки. И не надо прощаться
Я не прощаюсь, оживлённо вставила Олеся.
так мучительно долго! закончил фразу Павел и устало добавил с прохладцей: Иди домой, пожалуйста. Прощай! Прощай!
Он поправил на плече ремень сумки и, не оглядываясь, направился к выходу на перрон.
2
2005, Москва, Казанский вокзал
Антонина Макаровна Попец к своим пятидесяти четырём слыла легендой не только среди проводников Куйбышевской дороги, но и по всему бывшему Советскому Союзу. В далёком шестьдесят девятом она студенткой записалась после первого курса в комсомольский отряд проводников, лето проработала, да так и осталась жить на железке, в институт больше не вернулась. По всей карте СССР, среди гор и пустынь, по шумным городам, степным ветродуям и лесным глухоманям, разбросаны Тонины годы. Мужа встретила зимой семьдесят четвёртого, на станции Лихая. Тогда два поезда столкнулись. Ждали долго. Мимо всё маневровый тепловоз шастал. То кран к месту аварии подгонит, то платформу с покорёженным металлом оттащит. Открыла Антонина дверь вагона, угольную пыль вымести из тамбура, а тепловоз встал аккурат напротив команду ждал. Из кабины на площадку вышел молоденький машинист. Облокотился на поручни и важно закурил, поглядывая искоса на Антонину. Затянулся несколько раз, выпрямился и крикнул, будто извинялся:
Такая вот судьба
Смотрела на него Антонина, и судьба обретала для неё ясные, человеческие очертания.
Старшего Антонина родила в Хабаровске, среднего в Махачкале, а младшую в Москве, прям на Киевском. Последние два года работала Антонина в бригаде поезда Москва-Самара. Пенсию ждала. Квартиру в Новосемейкино они с мужем лет двадцать как получили, там и дети жили, пока не выросли и не разъехались кто куда. Какой бы рослой и сильной не казалась Антонина, поизмоталась она, поизъездилась. Осядет, думала, в дому, да внуков станет нянчить. Но, бывало, нет-нет, да и «дозаправится» Тоня из блестящей фляжки величиной с ладошку, глянет вдоль состава, и засосёт под ложечкой, и запросится душа в дорогу, как в молодости.
Что, Макаровна, не идут твои? Толстый усатый милиционер поставил чемоданчик на асфальт, зажал подмышкой резиновую дубинку и приставил к уху часы на запястье. Нормально Пять сорок по Москве.
Здравствуй, Петрович! Антонина поправила на левом лацкане серого пиджака новенький бейджик. Ты никак с нами в рейс?
Ага, Петрович покрутил завод часов. Если что, я у начальника.
Петрович перехватил дубинку, поднял чемоданчик и вразвалку двинулся к штабному вагону.
Перрон мало-помалу оживлялся. Загремели тележки носильщиков, загалдели многодетные семьи. Мальчик лет восьми с глупой улыбкой и водяным пистолетом бегал, шлёпая по лужицам, и всё норовил проскочить между Антониной и вагоном. Проводница шикала на него, и малец уходил на очередной вираж.
Здрасьте! Мешковатый мужчина плюхнул на землю оранжевую дорожную сумку, поставил поверх неё пластиковый пакет, безрезультатно пошарил по карманам джинсов, агакнул и достал билет из кармана коричневой ветровки.
Здравствуйте! Паспорт, привычно произнесла Антонина. Угу, Павел Сергеевич. Проходите, четвёртое купе, шестнадцатое, верх.
Мужчина поблагодарил, суетливо подхватил пожитки и скрылся в вагоне. «Первый мужчина это к добру», ухмыльнулась Антонина и взяла билеты у молодой пары с девчушками-близняшками в голубых платьицах. Второе купе, проходите, пожалуйста, ласково сказала Попец и только успела подумать, что для таких она и работает, как грудной женский голос с хрипотцой заставил пассажиров расступиться.
Граждане, да Боже ж мой! выкрикивала под аккомпанемент чемоданных колёсиков плотная рыжеволосая тётка в зелёном платье с пуговицами спереди. Пол-лица скрывали дорогие солнцезащитные очки. Дайте женщине уехать!
Дама поравнялась с Антониной, сняла очки и оказалась вовсе не тёткой. Возраст едва тронул благородные черты лица, оттенив обаяние женской зрелости. Старили даму высокая причёска и заносчивость. Пассажирка не глядя сунула проводнице билет.
Паспорт, снисходительно вздохнула Попец.
Вот, извольте, тётка раскрыла документ в дорогой замшевой обложке. Мальчик, отойди от края! Свалишься под поезд, не дай Бог, отправление задержат, крикнула она мальчику с пистолетом.
Так-так, Хаханян Угу Антонина сверила записи. Проходите, Татьяна Михайловна. Пятнадцатое, нижнее место. Четвёртое купе.
У вас бельё хоть сухое? пыхтела Хаханян, убирая паспорт в сумку на плече.
«Оп! Всё-таки это ты борзая! Антонина сдержала улыбку. Какой же рейс без таких?»
У меня сухое, доверительно наклонилась она к Татьяне. Всегда. Но спасибо за беспокойство.
Проверим! заверила Хаханян и царственно вошла в вагон.
Малец прицелился сзади в Татьяну и прыснул из водяного пистолета. Кривая грязная струя не долетела, и капли проявились на серой юбке Попец.
Ах ты, сорванец, вскипела Антонина и дёрнула подол юбки, чтобы рассмотреть масштабы диверсии.
Добрый день, Антонина Макаровна! невысокая женщина неопределённых лет, улыбаясь одними губами, протягивала ей билет. Строгий тёмно-синий брючный костюм подчёркивал спортивную фигуру. Взгляд женщины царапал, словно рыболовные крючки втыкал в кожу.
«Что-то не припоминаю», Попец вопросительно посмотрела на пассажирку. Добрый день! Часто ездите!
Бывает, повела плечом спортсменка. Вот паспорт. А поменяться можно будет, если что?
«Если что» это что, например? насторожилась Попец.
Я доплачу, заверила пассажирка, не ответив.
Узнаю, конечно, если хотите, есть ли свободные места, но Антонина поняла бессмысленность беседы и открыла паспорт: Мелкова Валентина Александровна.
Ой, а купе не у туалета? Если да, то я не буду меняться, продолжала перебирать варианты Валентина.
Четвёртое купе. Тринадцатое место, низ, твёрдо объяснила диспозицию Антонина. Проходите, всё решим, и с туалетом, и с обменом.
Ой, спасибо вам, Антонина Макаровна, улыбка наконец коснулась и глаз Мелковой. Тут она увидела вооружённого мальчика и посерьёзнела: Мальчик, где твои родители? Детям запрещено находиться на перроне без присмотра.
Валентина погрозила мальчику пальцем и шмыгнула в вагон.
«Надоели вы мне хуже всякой редьки, вздохнула Попец. Сколько вас перевидала разных, а всё без сюрпризов не обходится».
Ой, Тонечка, испачкались. Женщина в полосатой чёрное с белым блузке и красной плиссированной юбке поставила две набитые до отказа сумки и принялась отряхивать форменную юбку Антонины, ещё больше размазывая следы мальчишеских проказ.
Женщина, билет давайте, пристрожила заботливую пассажирку Попец.
Да-да, вот! И паспорт, пожалуйста!
Так Антонина отодвинула от лица документ. Чукаленко Есть Проходите, Ирина Григорьевна. Ваше место в четвёртом купе, четырнадцатое, сверху.