Мы зашли в фойе, разделись, но в зал нас не пустили, нужно было ждать конца первого акта. Мы начали умолять женщину из обслуживающего персонала пропустить нас в зал. Женщина стояла, как гранитный утес, и тут я заплакала, и сказала:
Ну не лишайте нас, пожалуйста, этого удовольствия. Пустите нас в зал. Ну, хотите, я перед вами на колени встану?
И не успел Гуров меня удержать, как я, рыдая, упала перед билетершей на колени.
Театр всегда рядом. Жалко только, что в нашем спектакле, где я играла главную роль, зрителей было маловато.
Гуров, только сейчас осознав, до какой степени мы пьяны, и что с мечтой посмотреть спектакль придется расстаться, подхватил меня с колен, извинился перед билетершей и потащил упирающуюся в гардероб. Сашка увел Виолу, которая шла за ним покорно, не протестуя. Я же рыдала, отбивалась от Гурова и мечтала проникнуть в зал.
Ребята привезли нас в общагу, уложили спать, а сами позвали третьего, и расписали пульку. Около двенадцати взяли такси, и доставили нас по домам.
Родители мои мирно спали, думая, что дочь в театре, а утром укатили на дачу.
Я проснулась с ужасной головной болью и отвращением к жизни. Блуждая по квартире, я вышла на кухню. Взяла яблоко, погрызла его от тошноты, не помогло.
Я открыла мусорное ведро и увидела там бутылку из-под букета Молдавии. Рефлекс был такой быстрый, что я еле-еле добежала до унитаза. После рвоты полегчало.
Я взяла мусорное ведро и выкинула его содержимое в мусоропровод. Избавилась от проклятой бутылки, радуясь, что родители ее не заметили. Подремав на диване, я собралась с силами и позвонила Виолке. Человек, снявший трубку на том конце провода, говорил слабым хриплым шепотом.
Это ты, Виолка? спросила я.
Да
Плохо тебе?
Да
Мне было очень худо, а потом я блеванула, и полегчало.
Даа. А я никак не могу.
А ты представь себе мысленно бутылку «Букет Молдавии»
На том конце раздались хлюпающие звуки, а потом короткие гудки.
Сработало, подумала я удовлетворенно.
Нудистский пляж
Только в метро Ваня вспомнил, что не сделал задание по испанскому языку: не подготовил рассказ о походе на пляж.
Иван, это дома он был Иван, Ваня и даже Ваняткин, а в школе он звался Айвен, так произносилось его имя на американский манер.
Айвен был хитрый русский мальчишка и, не зная таких испанских слов, как полотенце, плавки, и прочее, он решил упростить ситуацию и отправить себя, если его спросят, прямиком на нудистский пляж.
Конечно, здешние нравы он уважал, купался не в русских плавках-трусиках, как у дедушки на даче под Москвой, а в длинных, до колен американских плавках-шортах, но делать сейчас было нечего, либо двойка, либо отправиться на нудистский пляж.
Урок испанского был первым, и Эльмира, учительница испанского языка, сразу вызвала Ваню.
Беседа протекала на испанском. Говорила, в основном, Эльмира, а Ваня делал вид, что понимает. Наконец, в речи позвучала фраза, которую Ваня понял:
Айвен, расскажи, как ты пошел бы на пляж.
Ваня молчал, думал.
Я бы почистил зубы, сказал он фразу из предыдущего урока.
Учительница одобрила его действия, но спросила, что бы он на себя надел, собираясь на пляж.
Мучительное копание в памяти не помогло. Слово «плавки» по испански Ваня как не знал, так и не знал.
Ничего, ответил он.
Как это? Брови Эльмиры угрожающе поползли вверх, как это ничего?
А я бы пошел на нудистский пляж.
Ну, действительно, если у тебя нет плавок, или ты не знаешь, как они называются по-испански, что в данном случае одно и то же, что остается ребенку делать, как не идти голяком. А куда можно так пойти? Только на нудистский пляж.
При словах нудистский пляж Эльмира, благоверная католичка, стала напоминать по цвету вареного рака. И пар от нее пошел, как будто ее вынули только что из кастрюли с кипятком.
Так совсем ничего не наденешь, подумай, настаивала она.
Ваня еще покопался в памяти, перебрал небольшое количество испанских слов, которые знал, выбрал из него слова тапочки:
Я пойду в тапочках.
В тапочках? На нудистский пляж?
Да я пойду в тапочках на нудистский пляж.
Ивану еще не стукнуло пятнадцати, расти он не начал. Маленький, весь покрытый крохотными, как булавочные уколы, темными веснушками, Иван смотрел открыто и ясно снизу вверх в глаза учительнице, и выглядел так, как будто он только и делает, что разгуливает по нудистким пляжам.
Эльвира быстро и горячо сказала что-то по-испански, Ваня не понял ни слова и на всякий случай сказал:
Да
Учительница еще что-то произнесла, Ваня потерял окончательно нить разговора и ответил в паузе, для разнообразия:
Нет.
Это было как игра в чет-нечет.
Бордовая учительница перешла на английский.
Хорошо, сказала она, хотя ничего хорошего не просматривалось. Ваня не знал урока, а учительница думала, что он над ней издевается. Пойди к наставнику и скажи ему, что я тобой недовольна.
Ваня отправился к наставнику и обнаружил его в кабинете, что само по себе было большой удачей.
Учительница испанского языка отправила меня к вам, сказал Ваня и потупил скромный взор на пол. Темные ресницы придавали Ване застенчивый вид.
А в чем дело, что ты натворил?
Я решил пойти на нудистский пляж в тапочках, а она мне этого не разрешила. Не понравилось ей, что я хожу туда в тапочках.
А почему ты решил пойти в тапочках?
А в чем?
Ну, босиком. Надо быть последовательным.
Хорошо бы быть последовательным, но я не знаю, как по-испански «босиком», с тоской подумал Ваня, а вслух сказал:
Имею я право выбирать?
Наставник задумался так, как будто от пра́ва Вани пойти в тапочках на нудистский пляж зависел международный престиж Соединенных Штатов.
Прошло несколько минут томительного молчания. Наставник почесал редеющую макушку.
О кей, Айвен, сказал он, наконец, вернись на урок и скажи учительнице, что я разрешаю тебе ходить на нудистский пляж в тапочках, раз тебе этого хочется.
И Иван вернулся на урок.
Наставник разрешил мне ходить в тапочках, сказал он учительнице по-английски. Наверное, он и сам так пошел бы на нудистский пляж, чтобы ноги не наколоть.
Учительница беспомощно оглянулась. Вокруг нее сияли радостные рожицы пятнадцатилетних мальчишек, которых было больше половины класса.
В этот момент, к счастью для нее, закончился урок.
К следующему занятию Ваня подготовился, но его почему-то не спросили.
Страсти мордасти
Я снова была на даче у подруги. На этот раз я решила изобразить ближайший пруд, а не дальний, где живут рьяные поклонники живописи и где мне так досталось позапрошлым летом. Я подошла к пруду, нашла место, с которого мне вид и освещение показались наилучшими, и вернулась за этюдником и красками.
Когда я вновь появилась на пруду, на моем месте, чуть ближе к воде, сидели две юные велосипедистки десяти-одиннадцати лет от роду.
Все время, пока я пыталась изобразить домик на противоположной стороне, березу, кусты, четкое в безветренную погоду отражение в воде, девушки беседовали, вернее, это была не беседа, а монолог, тоже живопись, только словесная.
Говорила одна, черненькая, постарше. Рассказывая, она изредка скашивала глаза на меня, слушаю ли я ее и проникаюсь ли сочувствием и уважением.
Разговор, как я поняла, шел о велосипедной аварии.
Я боялась сбить его, стала объезжать и врезалась в ствол дерева. Я упала, руль велосипеда воткнулся в руку, и я потом помню только, как брат бьет меня по щекам, и кричит:
Очнись, очнись, очнись.
Сколько времени я была без сознания, не знаю.
Повезли меня к врачам на рентген, а там меня заставили так руку вывернуть, просто жуть. Мне страшно больно было, а они: положи кисть в таком положении и не шевелись (взгляд в мою сторону).
А что всё же они у тебя обнаружили, перелом?
Нет, очень сильный ушиб. Сказали покой, и руку держать на перевязи. Я в школу ходила и куртку не могла снять, и портфель еле-еле несла. И мне две девочки помогали и сочувствовали, Галя и Женя. А Майка, она была до этого моей подругой, она только посмотрела издалека, сказала: