Судьбы не избежать.
То-то и оно. Что делать-то будем?
Жить дальше, Никитушка.
Посольский обоз вышел из Москвы сразу после окончания Рождественского поста. Перед тем, как водится, поскакали ко всем воеводам гонцы, чтобы предупредить о том, что движется поезд и его надо уберечь от всяческих невзгод, а паче всего от разбоя. К иноземцам тоже были отправлены послания с заверениями в дружбе и желании жить в мире.
Впереди обоза двигался разъезд из московских служилых людей, которые будут охранять его до Можайска. Там их сменят местные, потом придет черед смолян, и так до самой границы. За передовым отрядом один за другим следуют поставленные на полозья возки, сани со всяким припасом и охрана из стрельцов и дворян. Всего ратных людей больше сотни, а с ними сам глава Посольского приказа и его ближайшие помощники, а также старшие и младшие подьячие, толмачи, переводчики[12] и конечно же слуги.
Из всех разрядов служилых людей по отечеству дьяки издревле были самой закрытой корпорацией. В самом деле, до боярина или окольничего, будь на то воля государева, может дослужиться любой. Но только дьяки с их книжной премудростью и обусловленной этим обособленностью от прочих могли вести делопроизводство и управлять приказами. И если бы не Смута, огненным колесом прокатившаяся по земле и людям и поставившая все с ног на голову, никогда бы бывшему боцману и перебежчику не бывать в дьяках!
Впрочем, Клим и сам был, что называется, парень не промах! У получившего под свое начало один из важнейших органов государственного управления, выше которого был разве что Разрядный приказ, Рюмина не было возможности постепенно вживаться в новую для него роль, привыкая к должности.
При тех вызовах, что стояли перед чудом выжившим государством, а паче всего таком беспокойном государе, как Иван Мекленбургский, времени на раскачку не было, и русским дипломатам требовалось подчас совершать прямо-таки немыслимое. Этого требовали и обстоятельства, и сам царь, который не признавал слова «нет». А потому пришлось колыванскому уроженцу засучить рукава и браться за работу. И первым делом было необходимо поменять весь уклад, или, как говорят иноземцы, провести реформу.
Одним из главных нововведений стало привлечение к службе иноземцев. Само по себе это не было чем-то из ряда вон выходящим. Ведь еще государь Иван III посылал сватать за себя царевну Софью Палеолог итальянца Ивана Фрязина. Но до сего момента это были все-таки разовые акции, а теперь в штат приказа на постоянной основе стали входить немцы из мекленбургских владений государя, пара переманенных из Литвы шляхтичей и даже один «скотский немец» шотландец.
Вторым по счету, но не по значению, стало появление постоянных миссий при иноземных дворах. Если раньше послы, выполнив поставленную задачу, возвращались домой, то теперь они задерживались надолго, собирая и переправляя в Москву различные сведения, оказывали помощь купцам и вербовали нужных для русского государства людей. Правда, пока такие были лишь в родном для Иоганна Мекленбурге, в союзном Стокгольме и в имперской Вене, но, как говорится, лиха беда начало!
Царь требовал постоянно искать и привозить в Москву видных ученых, архитекторов, художников и музыкантов. Это стало еще одной постоянной заботой Рюмина, в приказе был отведен целый стол, или, как привыкли называть их приказные подьячие, повытье. К сожалению, успехи у нового направления дипломатической деятельности были пока невелики, но, по крайней мере, серьезных преподавателей в академии заметно прибавилось.
В Смоленске они, дождавшись, пока закончится ледоход, дружно погрузились на барки и мирно, с изрядным удобством и без суеты, но ходко поплыли вниз по Днепру, благополучно миновав стороной Киев и все опасности дороги.
В Запорожскую сечь Клим прибыл уже весной, в разгар половодья. Поначалу дело шло ни шатко ни валко. Обиженный на Москву вообще и на Ивана Мекленбургского в особенности самопровозглашенный гетман Сагайдачный принял посольство холодно. Приближенные его тоже воротили нос, а рядовые казаки, особенно из числа не слишком умных, частенько задирали охранявших дипломатическую миссию стрельцов и боярских детей. Однако далеко не все в Сечи относились к Москве враждебно.
Как-то поздним вечером, когда добрые люди уже ложатся спать, к Рюмину заявился известный своими набегами на турок Яков Неродич по прозвищу Бородавка. В отличие от шляхтича Коношевича-Сагайдачного, Яков происходил из простых казаков и всего в этой жизни добился сам, головой и саблей.
Доброго здоровья, пан посол! с кривой усмешкой поприветствовал он дьяка. Гостя незваного примешь ли?
И тебе не хворать, атаман, отозвался Рюмин, показывая на лавку. А что до приема, так это смотря с чем пришел
Слышал я, что наш гетман тебя неласково принял?
Лично мне от Сагайдачного ласка без надобности, чай, он не девка.
Ха-ха, искренне развеселился Бородавка. Как погляжу, ты, пан посол, в своего царя удался. Тот тоже на язык остер!
Клим в ответ только пожал плечами и кликнул слуг, чтобы принесли вина.
Выпьешь, атаман?
С хорошим человеком отчего же и не выпить? охотно согласился казак.
За здоровье его царского величества Ивана Федоровича Мекленбургского! провозгласил дьяк.
Добрый вояка, одобрительно кивнул Яков и в два глотка осушил поданный ему кубок, после чего вытер пышные усы и добавил: Вино тоже доброе!
Вы встречались с ним? высоко поднял бровь Клим.
Та было разок, ухмыльнулся Бородавка, но в подробности вдаваться не стал.
Что же, теперь давай за твоего короля? предложил Рюмин.
Тю! скривился, как от касторки, гость. Та хай ему грец, песьему сыну!
Не любишь Сигизмунда?
А он не девка, чтобы его любить! хохотнул казак, но тут же посерьезнел и протянул чарку. Давай лучше выпьем за всех добрых людей, какого бы они звания ни были. За тех, кто с погаными воюет на суше и на море. Кто христиан вызволяет из неволи.
За такое грех не выпить, согласился дьяк, разливая по второму кругу.
А теперь скажи мне, пан посол, перешел к делу атаман, отодвигая от себя опустошенную посуду. За каким бесом твой царь прислал тебя к славному низовому воинству?
Слышал ли ты, что донские казаки год назад захватили Азов?
Так про то разве глухие не слышали! По всем шинкам да майданам[13] бандуристы поют песни о славных степных рыцарях, постоявших за христианскую веру.
А ведомо ли тебе, что турецкий султан намеревается примерно их наказать и собирает для того большое войско?
И это не тайна.
А не думаешь ли ты, атаман, что запорожским казакам не пристало в таком деле оставаться в стороне?
И что тебе на это Сагайдачный ответил?
Сказал, что у короля Сигизмунда с Османом мир и что он его рушить не станет!
Гетман и старшина, а также все реестровые жалованья от круля ждут, презрительно усмехнулся казак.
Не дождутся.
Это почему же?
У Сигизмунда в казне мышь с голодухи повесилась. Нет у него денег!
Польша страна не бедная.
Не дадут ему магнаты ни полушки. Особенно для вашего брата казака! Так что сильно рты не разевайте. Помяни мое слово, не будет вам ни жалованья, ни реестра, ни королевской милости!
Верные вести?
Скоро сам все узнаешь, только поздно будет.
Ладно, пусть о том у Сагайдачного голова болит. Скажи лучше, что ваш царь хочет?
Нашему государю турецкий Азов тоже как кость в горле, а потому он донским казакам милостей не жалеет. Года не было, чтобы он им в жалованье прибавку не сделал. Зелья порохового, свинца, хлеба, сукна доброго шлет не жалея
Ой, и здоров же ты врать, пан посол, рассмеялся Бородавка. Думаешь, я не знаю, что того жалованья хватает, только чтобы с голода ноги не протянуть?