Это не имело значения. Стрелок совершенно не понимал идеограмм, если
это были идеограммы. Кострище же было таким же холодным, каквсепрочие.
Он знал, что продвинулся к своей цели, однако с чего это взял, не понимал.
Но и это было неважно. Он поднялся, отряхивая руки.
Никаких других следов не было. Острый как бритваветер,разумеется,
уже загубил даже те скудные следы, какие хранил спекшийсяпесок.Стрелку
так и не удалось обнаружить даже испражнений своей будущей жертвы. Ничего.
Только остывшие кострища вдоль древнего большака, да неустанноработающий
в голове дальномер.
Опустившись на землю, стрелок позволил себе ненадолгоприложитьсяк
бурдюку. Внимательно обшарив взглядом пустыню,онпосмотрелнасолнце,
скользившее к закату в дальнемквадрантенебосклона,поднялся,вытащил
из-за ремня перчатки и принялся рвать бес-траву для своего костра, который
разложил на оставленномчеловекомвчерномпепелище.Ирониюподобной
ситуации,наравнесромантикойжажды,стрелокнаходилгорько
привлекательной.
За кремень и кресало он взялся не раньше, чем деньдогорел,оставив
после себя лишь бежавший в укрытие толщи земли зной даугрюмо-насмешливую
оранжевую полоску на одноцветном горизонте. Он терпеливо наблюдал за южным
направлением, где высились горы, не ожидая иненадеясьувидетьтонкую
струйку дыма над новым костром - просто слежка входила в правила игры.На
юге ничего не было. Близость жертвы была относительной. Недостаточнойдля
того, чтобы разглядеть в сумерках дымок.
Стрелок высек над сухой травой искру и улегся с наветреннойстороны,
чтобы дурманный дым уносило в пустыню. Ветер дул ровно,нестихая,лишь
изредка рождая пыльные смерчи.
Над головой, не мигая, горели звезды, такие же неизменныеивечные,
как ветер. Миры и солнца миллионами. Рождавшиеголовокружениесозвездия,
холодное пламя всех цветов радуги. За то время, чтострелокпотратилна
наблюдение, лиловый оттенок с неба смыла волна густойчерноты.Прочертив
короткую, эффектную дугу, моргнулиисчезметеорит.Пламяотбрасывало
странные тени, бес-трава выгораламедленно,образуяновыезнаки-не
идеограммы, а прямые, пугающие своей трезвой уверенностью кресты. Растопка
сложилась в рисунок, который не былнисложным,нихитрым-попросту
полезным. Узор этот говорил очерномибелом,очеловеке,которыйв
комнатах чужой гостиницымогисправитьскверноеположениедел.Языки
пламени неспешно лизали траву, а в раскаленной сердцевинекостраплясали
призраки. Стрелок этого не видел. Он спал. Замысловатый рисуноксплавился
с полезным. Стонал ветер. Обратная тяга, вея над самой землей, тоидело
заставляла дым закручиваться воронкой ималенькимсмерчемподплыватьк
спящему. Порой струйки дыма касались его. И, как малая песчинка рождаетв
раковине устрицы жемчужину, рождали сны. Изредка стрелок постанывал, вторя
ветру. Звезды оставались к этомутакжеравнодушны,какиквойнам,
распятиям, воскресениям.