А с кем дрался?
С сокамерниками. Там разве точно установишь, со шпаной этой? Но Степанова с Кузькиным надзиратель засек. Обоих и отправил на три дня просвежиться.
Хорошо, проводи меня к нему
Чтобы попасть из служебного корпуса в следственный изолятор, надо пройти через внутренний двор, неестественно пустой и неправдоподобно чистый такие дворы бывают только в инфекционных больницах и тюрьмах. Отшлифованная брусчатка, ровные линейки газонов с чахлыми астрами. На краснокирпичной башенке выложена дата сооружения 1846. В те времена это грустное заведение называлось дисциплинарными казармами. И прозвище носило неплохое Живодерный форт. Рассказывали, что в первом, тогда еще недостроенном корпусе содержали какое-то время пленного Шамиля, которого везли на поселение в Россию. Каких только названий не имел форт за свой долгий век: арестантские роты, сугубый централ, исправительный дом, дом предварительного заключения, тюрьма, а теперь вот следственный изолятор.
Сколько лет я хожу сюда, а все равно не исчезает неприятное теснение в груди, когда конвойный солдат, внимательно прочитав удостоверение и тщательно всмотревшись в лицо, сравнивает его с фотографией и коротко говорит:
Проходите
И сзади лязгает стальная, с решеткой дверь. Сводчатый потолок, темно-зеленые и грязно-синие стены, сбоку ворота из тяжелых дубовых брусьев в железной оковке.
Коридоры, коридоры, лестничные переходы, стук каблуков по каменному полу, скрежет ключей в замках на тамбурах-«рассекателях». Два марша вверх, надзиратель, предварительно заглянув в волчок, распахивает дверь в карцер.
Глава 5
Высокий русый парень встал нам навстречу, руки во швам, четко отрапортовал:
Заключенный Степанов, двадцать четыре года, ранее не судимый, статья сто вторая, отбываю наказание в штрафном изоляторе за нарушение режима в камере.
Здравствуйте, Степанов. Садитесь. Я ваш новый следователь.
Степанов сел на койку, усмехнулся криво:
А старый что, на допросах со мной весь измылился?
Нет, ваш бывший следователь Верещагин перешел на другую работу. Дело поручили мне. А почему вы о нем так? Вам что, Верещагин не нравился?
А чего там нравиться? Небось не девка в парке. Нравился! Видал я вас всех Он на миг запнулся и добавил все с той же кривой ухмылкой: в белых тапочках
Подрез не выдержал такого злостного нарушения субординации и сообщил ему железным голосом:
За хамничание со следователем можно и увеличить срок пребывания в штрафном изоляторе
Степанов взялся за голову:
Ох напугали, гражданин майор! Ох и напугали! Еще неделю посидеть без горячей баланды! И без этой шантрапы!
Шантрапы?! взвился Подрез. А вы кто, Степанов? Народный артист?
Степанов встал и сказал свистящим шепотом Подрезу в лицо:
Я не артист, я шоферюга. Но человек! А они барахло приблатненное!
Держитесь скромнее, Степанов! строго заметил Подрез. Они приблатненные, а вы убийца. И нечего нос задирать
Я мягко остановил Подреза:
Спасибо, Иван Петрович, я сейчас сам разберусь, тихонько отпихнул его и уселся напротив Степанова на табурет. Крошечный столик был между нами. Подрез махнул рукой разбирайтесь сами! и вышел. Послушайте, Степанов, у меня нет охоты и времени тут препираться с вами. А про Верещагина я спросил, поскольку мне показалось, что вы о нем сказали с досадой и злобой
Ничего я не говорил. Следователь как следователь. Шустрый парень, задница веретеном. И расследовать ему там особо нечего, я сам рассказал, как дело было, все признал. Раскаиваюсь в совершенном. Готов понести наказание
Ну что ж, это меня радует, сказал я, встал, прошелся по крошечной камере, остановился под окном, расчерченным решетками в крупные квадраты и забранным снаружи «намордником» частым металлическим жалюзи, из-под которого сочились тонкие серые полоски дневного света.
Чему вы радуетесь? настороженно спросил Степанов и откинулся назад, словно хотел внимательно присмотреться ко мне.
Тому, что вы раскаиваетесь. Как говорит наш прокурор, искреннее раскаяние есть первый шаг к реальному искуплению вины. Вот только беспокоит меня одна подробность
Это какая же? Степанов напряженно смотрел на меня, и мне казалось, что глаза у него налиты йодом.
Насколько оно искренне, ваше раскаяние
Раз говорю, значит искренне, со злостью тряхнул головой Степанов. Раскаяние оно всегда искреннее.
Мне так не показалось, спокойно сказал я.
Ну, раз не показалось, значит креститься не надо. Что мне, для доказательства своей искренности здесь, на стенке, распнуться, что ли? И он широко развел руки в стороны.
Да не надо распинаться. На Христа-страстотерпца вы все равно не похожи, да и гвоздиков под рукой нет. Я просто хотел обсудить с вами один вопрос Посоветоваться, что ли. Вы ведь в местах заключения впервые?
Слава богу, не доводилось
Вот видите, впервые. И к счастью, совсем недавно. А я, можно сказать, отбыл в тюрьме несколько лет. Прикиньте, сколько я тут дней, недель, месяцев провел на допросах, вот и набираются годы.
Но хоть вечером домой уходите или тут же и ночуете? В свободной камере? перебил меня, свистя горлом, Степанов.
И ночевать случалось, заверил я его. А то, что меня в отличие от вас вечером домой отпускают, так ведь никого пока не убивал. Так что мне и дней, проведенных в тюрьме, хватает
Может быть, кивнул он. Только не пойму, что вы этим сказать хотите Это же не я вам такую работенку кислую подыскал.
Что я хочу сказать? Как бы вам объяснить Я ведь здесь много-много раз, десятки раз, а может, и сотни слышал: «Я раскаиваюсь» Вот я и хотел спросить: а что это такое? Что значит: «Я раскаиваюсь»?
А вы сами не знаете? Или мне экзамен на совестливость устраиваете? Он разъяренно, с вызовом вперился в меня своими темно мерцающими глазами.
Я так понимаю, что раскаиваться по-настоящему, искренне раскаиваться это мучиться душой, сердцем страдать, совестью убиваться. Горевать от той беды, что ты людям сотворил, от греха своего по земле пластаться, головой о стену биться, выхода искать, как возместить утраченное Я так это представляю.
Красиво представляете! с какой-то необъяснимой злостью выкрикнул Степанов. А я раскаиваюсь просто! И возместить никому ничего не могу! Кроме годочков, которые я тут отбахаю! Я же сказал вам, что готов отбыть наказание! И зачем вам все эти разговоры, вот чего я не понимаю!
Ну знаете, есть такой странный обычай, традиция, можно сказать: когда люди знакомятся, они ведут разговоры. И стараются лучше узнать друг друга, понять
Это конечно! Наступит у нас полное взаимопонимание, и следствие протянет костлявую руку помощи ядовито улыбнулся Степанов, а в глазах у него плыла тоска.
Трудно сказать, какую там, костлявую или мускулистую, но покамест вы в моей помощи явно не нуждаетесь. Сами в любой ситуации отобьетесь
Да уж надеюсь, сердито прищурился он.
А в камере вы чего дрались? полюбопытствовал я.
Я не дрался! отрезал Степанов.
Может, это Кузькин сам с собой дрался! А надзиратель все перепутал?
И Кузькин сам с собой не дрался, равнодушно ответил он. Это я ему и его поганым дружкам пару раз по морде дал
Ого! с восхищением заметил я. И много их было, дружков-то?
Двое. Да не имеет это значения
А чего вы вдруг с ними так строго?
Потому что они шпана. Крысиная братия. Большие шалуны. А крыса понимает один резон опаску. Крысу словом не проймешь, она должна страх знать. Да вообще-то, не важно это сейчас, они больше безобразничать в камере не будут.
А вы это все майору Подрезу сообщили?
Зачем? удивился Степанов. Это же глупо. Убийца жалуется на трех шакалов, что они его хотели с нар согнать? Неприлично. Да и бесполезно, их ведь трое, они коллектив, сами друг другу свидетели, и тихари их боятся. Ладно, плевать