Это бас, пояснил Нуртай.
Нас тоже было четверо. Гитар на всех не хватило. Поэтому мне досталась барабанная установка. Впрочем, это громко сказано. Установка тоже дышала на ладан. В одном из барабанов вообще жила мышь.
Нуртай распределил все следующим образом: Ромео отдал ритм-гитару, Ганишке (Суслику) бас. Себе, конечно же, забрал соло.
И все равно это был уже уровень. Это тебе уже не вой на луну из подворотни про свидетелей. И мы это понимали. И рьяно взялись за дело.
Перво-наперво притащили из дому инструменты: паяльники там, плоскогубцы, кусачки, отвертки, ну и все такое, что могло пригодиться. Съездили в промтоварный накупили струн и попытались вдохнуть жизнь во всю эту симфонию.
Кстати, гитары эти были не такими, к которым мы привыкли. Мы же самовыражались на акустических, а тут на электричестве
Во-первых, эти были потяжельше. С наворотами: куча кнопок и блестяшек.
Во-вторых, звучали они совсем по-иному. Ну а как же? Цивилизация!
Ну и в-третьих, они были настоящие. Такие же мы видели по телевизору у тех же «досмукасанов» с «песнярами», у того же Пейджа с «ледзеппелинами». И пусть вся эта музыка разваливалась по частям, а проводка искрила и дымилась, мы чувствовали себя первопроходцами. Мы сделали гигантский шаг и стали серьезнее. Взрослее! Талантливее, черт побери!
Мы принялись рьяно репетировать. Каждый день. После уроков. А учились мы тогда в девятом классе. Один лишь Нуртай шоферил. Он приходил в клуб сразу после смены, как только привозил с картошки последнюю бригаду.
Он возил работяг на Ушконыр. Это в горах наших было такое отделение совхоза. Ордена Ленина картофельно-овощное хозяйство имени Ленина если полностью. Там еще женская колония была. Зэчки пыхтели на химии. А снизу к ним по утрам привозили трактористов с мотористами. Техников разных.
Ну и вот
Сформировали мы, значит, репертуар. В основном там преобладал рок. Тяжелый, естесссно.
Откуда мы его взяли?
Опять же Нуртай.
Он сторговался с учителем английского языка. Ездил из-за этого специально в райцентр. Там была десятилетка. И этот учитель, как человек прогрессивный и продвинутый, за бутылку бормотухи напел ему «Шизгару».
Эта забойная штучка стала потом гвоздем наших выступлений. Мы ее заучили хором и самозабвенно орали со сцены. Никто, правда, не знал, о чем она. О любви, наверное? О чем же еще? Тогда все песни были о любви.
Не думаю, что у нас все было в порядке с произношением. Оксфордов мы не оканчивали, кембриджев тем более. Да никто на эту тему особо и не парился. К тому же Нуртай записал ее казахскими буквами. А из иностранных мы учили только немецкий. Его нам преподавал Скакбай-ага.
Между прочим, из-за нехватки учителей этот Скакбай-ага преподавал нам сразу четыре предмета: труд, начальную военную подготовку, географию и немецкий язык.
Труд потому что он любил повторять, что труд сделал из обезьяны человека.
Немецкий потому что он воевал и дошел со своим батальоном до Одера. Там его ранило в пятку.
Военное дело потому что он был старшиной в отставке.
Ну и географию потому что он всю Европу «прополз пешком».
Скакбай-ага был человеком знающим. Иной раз, помнится, на уроках географии он увлекался настолько, что ударялся в детали. К примеру, он в подробностях знал Польшу. А именно реку Вислу: через какие города она протекает, где куда сворачивает, где какая глубина и даже какая рыба там водится. По ходу рассказа он частенько задерживался на какой-нибудь частности.
Так, засранцы, начинал он по-отечески тепло. Вот это Краков, большой польский город. Крыши домов там все оранжевые. Черепица называется. А асфальта там нет, сплошь булыжник. То есть -камни. Старинные. А вот здесь, рядом с Краковом, Сандомир, маленький такой городишко, типа нашего Каскелена. А вот тут, под Сандомиром, есть одна речка, мелкая такая, по грудь, там водятся сазаны, судак есть немножко, окунь, Шкарпавы называется. А вот тут, Скакбай-ага подслеповато щурился сквозь толстые линзы и тыкал указкой в карту, -вот тут, у самой Шкарпавы, есть деревня Ослонка!
И уносился в воспоминания.
Здесь стоял наш полк. И вот тут меня ранило. Осколком. Вот сюда, чуть ниже колена
И он выставлял вперед свою покалеченную ногу в хромовом сапоге.
Мы всем классом таращились на его сапог.
И тут, в наступившей тишине, Скакбай-ага вдруг вскрикивал командирским голосом:
Копбаев!
Я! вскакивал Арсик.
Ты можешь потрогать, великодушно разрешал Скакбай-ага.
Арсик был отличником и сидел за первой партой. Он подходил к Скакбаю-ага и послушно трогал ногу.
Понял?! грозно спрашивал Скакбай-ага.
Еще бы! кивал Арсик.
Молодец! Садись! приказывал Скакбай-ага. Пять!
И Скакбай-ага размашисто ставил в журнале напротив фамилии «Копбаев» жирную пятерку, а Арсик возвращался на свое место.
В своих контурных картах мы старательно рисовали речку Шкарпавы и деревню Ослонку. Я даже рисовал солдат и танки. И бой за деревню, и как ранило в ногу Скакбая-ага, и как он истекает кровью, но рвется обратно воевать, и как тащат его в тыл санитары
Но что-то я отвлекся
Так вот, насчет английского.
Никто особенно не заморачивался по поводу произношения. Понятно же, что поем на заграничном. Это уже само собой шло в зачет. Тогда все прогрессивные пели на английском. Не на китайском же!
Нуртай еще несколько раз съездил к преподу в райцентр, и мы за счет бормотухи заметно обогатили свой репертуар. Теперь у нас все состояло из шлягеров. Были там и «Энималс» «Скоты», значит. «Битлы», конечно. Ну там ихнее «Летит би» и «Естудэй». «Хотел Калифорния» в обязательном порядке. «Лед Зеппелин» «Стэрвей ту хэ-вен». Правда, в сильно усеченном варианте.
Просто там проигрыш есть такой, гитарный, в середине песни. Чтобы его сыграть, надо обкуриться. Да так, чтобы пальцы потом сами веером бегали по струнам. Мы пробовали: без дури бесполезно. Ну и решили обойтись без этого чумового проигрыша.
Со «Смок он зе вотер» «Дип Парпла» та же история.
Короче, все шло путем. Мы осваивали классику.
Ермек Турсунов (крайний справа) с друзьями. 1977 год
Но потом кто-то однажды притащил на «Романтике» пинк-флойдовский галлюциноген. И все. И мы зависли. Это был удар ниже пояса. Это был просто атас. И это было просто несправедливо до невыносимости.
Мы не то что повторить мы запомнить не могли. Что они там вытворяют?! И что за чем там у них следует?! Короче космос.
А в какой-то композиции у них там вообще собаки воют и свиньи хрюкают. Где мы их тут возьмем? Поющих собак. Или там свиней.
У нас тут никто их не держит.
Да даже если и найдем! Кто с ними репетировать будет? Надо же еще, чтобы они вовремя захрюкали, в правильной тональности. А у этих «пинкфлойдов» свиньи хрюкали в такт и очень даже музыкально. В общем, по многим объективным причинам от «Пинк Флойда» пришлось отказаться.
Элтон Джона мы не пели. Из принципиальных соображений. Пошел он, этот элтонджон! .. Нас бы в нашем поселке просто не поняли.
А на «Би Джиз» у нас не нашлось подходящих голосов
Можно было бы попробовать, в принципе. Если тисками зажать Ну, в общем, «Би Джиз» тоже, как выяснилось, не совсем наше.
Ансамблю нужно было название. Мы долго думали. Перебрали массу вариантов. Потом кто-то сказал, что «Битлз» переводится как «Жуки». И тут уже все моментально срослось. «Майские жуки»! Потому что наш поселок носил праздничное название Первомайский.
Шло время. Мы чувствовали, как набираем музыкальный вес. Коллектив постепенно обрастал фанатами. Они неизменно приходили на наши репетиции и тихо рассаживались по полу вкруговую. Шептались. Все понимали, что присутствуют при таинстве, и потому никому не дозволялось вести себя неподобающим образом.
Приходила и Сара. Но Ромео уже не питал к ней прежнего интереса. Он уже был избалован женским вниманием и не особо ее замечал.