Сегодня был праздник. Стар и млад высыпали на улицы города. Весь этот галдящий людской поток двигался как пёстрая река. Из таверн шёл дым пряный дым, пахло гарумом и мятой. Жрецы Сатурна в голубых мантиях громко выкрикивали фразы из молитвенных гимнов.» Ио, Сатурналиа!» ревел хор в ответ.
На пложади факиры из Антиохии пускали пламя изо рта. Заклинатели из Египта ворожили взглядом змей. Акробаты выполняли пируэты, а мимы изображали сценки из жизни простолюдинов. И торговцы, торговцы, торговцы. Они отовсюду. От Персии до Геркулесовых Столбов.
Проходя мимо шумных торговых рядов, я увидел надпись:
Ахаб-Цоаф. Еда, Меняльная Лавка и Займы
Я и раньше захаживал сюда, и кое-кто знал меня. Но сегодня я не хотел быть узнанным.
Я надвинул капюшон на голову и вошёл внутрь. Стройная рабыня-нубийка принесла мне кувшин с вином, сыр, хлеб и чашку со свежими маслинами. Впереди меня был виден прилавок, сделанный из кедра, украшенный бронзовой инкрустацией. За ним я заметил дородную женщину с массивными браслетами на запястьях и глазами обильно подведёнными на восточный манер; она стояла вполоборота ко мне и перекладывала свитки, лежавшие в квадратных ячейках, аккуратно вырезанных в стене. Недалеко от неё сидела группа из пяти-шести мужчин, среди которых выделялся тучный человек с чёрными как смоль волосами и короткой бородой. Одет он был так же, как и женщина на восточный лад. Руки его украшали перстни. На низком столике был виден кувшин с вином, а также мёд, маслины и баранья лопатка. Он макал маслины в мёд и аппетитно жевал, сплевывая косточки. По обе стороны вокруг от него сидели мужчины, трое из которых были явно местными и набивались ему в параситы. «Параситами» греки называют подхалимов и это словечко прижилось у нас.
Вся компания была уже изрядно пьяна.
Первое правило парасита лесть, и чем больше, тем лучше.
Да благословят тебя боги за твою щедрость, хозяин! произнес один из них, неказистый горожанин средних лет, поднимая чашу. Когда я был в клиентах у Клавдия Ульма, он был щедр со мной. Но ты превзошёл его, Ахаб. Ты достиг всего своим трудом. Ни долгие путешествия, ни тяжбы не умалили твоей милости и терпения. Да воздаст тебе Меркурий! провозгласил он, поднял чашу и опорожнил до дна.
Хозяин сплюнул косточки и облизал пальцы. Лицо его приняло горделивый вид.
Да-да! поддакнул он, польщённый. Я много путешествовал. Где я только не бывал. Я был даже в Карфагене, и многое знаю потому, что я видел это своими глазами, в отличие он оглянулся по сторонам, от всех этих лжецов.
Он сделал знак ладонью и заговорщически подмигнул, приглашая друзей наклониться к нему. Те послушно вытянули шеи. Он заговорил тихо:
Знали бы вы какие порядки в Карфагене! Власти там не взимают мзды. Наказание за мздоимство карается смертью. Казна полна. Чужеземцы, жертвующие на храмы и армию, освобождены от подати. Поля полны пшеницы. Воды полны рыбы. Ткани нежнее пуха. Воинство хорошо обучено и солдаты получают большое жалование. И покоренные народы благоволят им
Он сделал знак ладонью и они распрямили спины.
Он снова взял маслину и макнул в мёд.
А женщины, продолжил он прожевывая, уже обычным голосом. О, если б вы знали какие женщины у пунов, и он причмокнул. Их кожа нежна, словно смазана розовым маслом. Их талия как тростинка. Их перси чаши полные мёда, их уста сладчайший гранат, чресла две луны, их лоно амброзия
Замолкни, старый сатир, недовольно раздалось из-за прилавка. Красная от негодования женщина развернулась и продолжила: Клянусь Гекатой, я достаточно терпела! Тебе мало своих трёх ртов, ты ещё обрюхатил египтянку и сделал четвертого. Чтобы у тебя отсох твой
Громкая реплика хозяйки вызвала взрыв смеха в таверне.
Я так же не мог сдержать улыбки. Греки подарили нам комедию и приучили нас к своему театру. Но здесь, в тавернах Рима, местные комедии были намного самобытнее, и оттого более нам понятнее.
Уймись, несносная! буркнул хозяин, скривив уголок рта. Затем развёл руки в стороны и закачал головой, словно извиняясь перед гостями: Укоры надоедливой бабы подобны кудахтанью индюшки
Я давно знал его. Его звали Ахаб, он был владелец заведения. Ахаб был набатеец и, как всякий набатеец, жаден и хвастлив. Я слышал всё, что он болтал о Карфагене. Разумеется, моей обязанностью было тут же его задержать. И если бы здесь сидел не я, а кто-то другой на моём месте, так бы оно и вышло
Я хлебнул вина.
но я так же знал, что Ахаб просто болтун, и сказал это лишь из хвастовства и желания набить себе цену, изобразив из себя человека бывалого и всезнающего перед пятью его дружками. На карфагенского шпиона он никак не тянул, учитывая сколько денег он заплатил, чтобы осесть в Риме, торговать и перевезти семью. Работа у него шла, и он исправно платил налоги. У набатейца охотно брали займы и меняли деньги, а его кухня была одной из немногих, куда хотелось возвращаться. Я, также, знал, что он делал щедрые пожертвования в городскую казну, поэтому префект вряд ли поверит в измену.
Я обернулся.
Кто-то пристально смотрел на меня. Это был худой молодой человек, сидевший в дальнем углу. Я несколько мгновений изучал его, затем вновь вернулся к пище и вину.
Когда я закончил есть, подошла та же рабыня-нубийка, что накрывала на стол. Я протянул ей несколько монет.
Здесь болше чьем нужно, господин, посмотрев на деньги, сказала она.
Знаю. Пару ассов оставь себе, купи сладостей. И не говори хозяину.
Боги благословит господин, но я не могу это принимать! Если хозяин знать, он накажет меня.
Я промолчал.
Как тебя зовут?
Деба.
Деба, я слышал как ты поёшь. Ещё я знаю, что ты можешь заклинать женские болезни. Люди мне сказали. Это правда?
Люди просто верить тому, что видеть.
Моей жене нужна служанка. Я собираюсь выкупить тебя.
Я благодарить господин я знай кто он! Он
Не выдавай меня, прошу. Я здесь по делу, а теперь ступай.
Человек, сидевший в дальнем конце таверны, продолжал сверлить мне спину глазами. Я не мог понять почему он уставился на меня. Я немного приподнял капюшон и увидел, что теперь он улыбнулся мне.
Дальше случилось следующее.
Сюда вошли двое: средних лет мужчина и женщина. Женщина держала мальчика пяти-шести лет за руку, а другого не более двух лет от роду прижав к груди. Молодой мужчина был строен и одет просто и без изысков. Я, также, заметил, что глубокий шрам проходит по его щеке через глаз, который закатился и не видел.
Оба они подошли к Ахабу и остановились напротив него.
Набатеец вытер рот и встал.
Сегодня вышел срок, произнёс он. Если ты не принёс деньги, ты должен дать мне что-то взамен равное твоему долгу, включая проценты. Ты принёс мне деньги?
Нет.
Тогда ты, верно, хочешь стать моим рабом?
Нет!
Ахаб сделал притворно-оскорблённое лицо.
Говори, что ты можешь мне предложить.
Я могу предложить тебе мое честное слово римского гражданина. Вот здесь, при свидетелях-соотечественниках я обязуюсь возвратить долг с бόльшими процентами, если дашь мне ещё три месяца отсрочки. По его лицу было видно, что ему нелегко даются эти слова.
Гримаса неудовольствия исказила лицо набатейца.
Хватит! Довольно! Сегодня я получу что мне нужно.
Он отошел к стене и высунул голову в окно.
На помощь! закричал он, помогите!
Посетители таверны тут же встали и подошли, образовав полукруг. Окна облепили зеваки с улицы.
Через несколько мгновений в таверну вошел офицер с двоими патрульными из городской стражи.
Ахаб указал пальцем:
Он нарушил закон. Он взяв у меня ссуду и не вернул мне её в указанный срок.
Офицер вопросительно посмотрел на него.
Сейчас, сейчас, спохватился набатеец.
Зайдя за прилавок и чуть не вытолкнув оттуда жену, он судорожно стал перебирать свитки в стене, пока не нашёл нужный. Схватив его, он тут же подошёл к офицеру и услужливо развернул перед ним.