Твою мать, негромко сказал Сергей. Сердце его колотилось так, как никогда в жизни: казалось, грудная клетка просто лопнет.
Придя в себя, Сергей вырулил обратно на дорогу. Человек всё так же шёл вперёд, безучастный, словно зомби. Сергей медленно объехал его, не рискуя ускориться сразу, словно ожидал, что зомбяк внезапно выкинет ещё какой-нибудь опасный трюк. Это был очень худой, даже истощённый, мужчина средних лет в светло-серой ветровке и чёрных джинсах. Его щёки ввалились, глаза смотрели в никуда, кожа приобрела густой красно-коричневый оттенок, который бывает у алкоголиков в крайней стадии алкоголизма.
Уйди с дороги, придурок! Собьют тебя нахрен! не удержавшись, крикнул Сергей и, объехав по дуге максимально широкой, какую только позволяла двухполосная дорога стал стремительно удаляться от этого алкоголика, или наркомана, или просто больного психа, и тут почувствовал острый укол в затылок, будто туда воткнули шило. В глазах потемнело, и машина снова вильнула. К счастью, длилось это меньше секунды, потом всё снова стало как обычно. Дорога убегала под колёса, руки уверенно держались за руль, и только из-под сиденья шёл странный звук. Сергей помотал головой, и понял, что это Витька пытается до него докричаться из упавшего телефона. Он пошарил рукой по полу, нащупал мобильник и поднял его к уху.
Вить, я тут.
Чего там у тебя случилось?
Да блин, зомбяк какой-то мотается посреди дороги, чуть не сбил к хренам. Обкуренный совершенно. Или псих.
Чёрт, ты осторожней.
Откуда он только взялся!
Да тут у нас наркодиспансер, как раз между нами и Паникой. Вообще, мы редко их видим, там следят, но иногда случается.
Весело вы тут живете.
Не жалуемся. Так ты понял, как доехать?
Понял. Скоро буду.
Сергей сбросил вызов и выключил телефон. Вообще. Потому что от Светы было два пропущенных только за время разговора со Щукарёвым. Выключил и расслабился. И тут же увидел, что навигатор снова работает, а до Чёрных Ключей осталось меньше километра.
Жизнь налаживалась.
9.
Никаких шашлыков не было, когда он приехал, и выпить ему тоже не дали. Встретив его у ворот, Витька сказал, что не купаться в такую жару грех, и, перекусив ледяной окрошкой, они поехали на озеро, и там купались, как в детстве, до дрожи, до посиневших губ, наслаждаясь прозрачной водой, и телефонов не было в этом дне, и жен, и работы. Было широкое небо с маленькими текучими облаками, озеро, песчаный пляж и темная стена леса.
Они вернулись на дачу к вечеру, голодные до невозможности и стали разжигать мангал, нанизывать на шампуры с утра замоченный шашлык.
А в сумерках Сергей сидел в беседке, за накрытым столом и, ожидая, пока Щукарёв принесет шипящие раскаленным жиром шашлыки, смотрел на крыльцо, под завязку забитое цветами в горшках.
Слушай, сказал он. А чего у тебя тут цветы?
Это Вероникины, ответил Щукарев. Он внес в беседку ароматное мясо, положил шампуры поперек огромного блюда и, сев за стол, немедленно начал разливать по стопкам водку из запотевшей, только из холодильника, бутылки. Сергей тут же взял себе шашлык и начал жадно есть: это было невероятно вкусно. Жуя, спросил:
Я думал, дача теперь только твоя.
Так и есть.
Так с чего тут её горшки?
Слушай, ну Вот чёрт! Щукарёв немедленно и сильно расстроился. Глядя на него, Сергей даже перестал есть. Не успела ещё забрать. Мы ведь два дня назад ещё не собирались разводиться. Потом поссорились так хреново, чуть не до драки, и оба поняли, что дальше так нельзя. Слово за слово: "Давай на развод подадим? А давай!" И вчера пошли и написали заявление.
Щукарёв замолчал. Сергей, пытаясь вернуть дню изначальный настрой, поднял стопку и сказал:
Ну, за твой развод!
Он потянулся к Щукарёву, чтобы чокнуться, но тот неожиданно отвел руку со стопкой и, не чокаясь, выпил. Сергей испугался: таким он Витьку никогда не видел.
Вить, ты чего? спросил он. Почему не чокаясь? Вероника же не умерла
Она нет. Я почти да, резко сказал Щукарёв. А с ней не будет ничего из-за моей стопки, она нас всех переживет.
Щукарёв посмотрел на Сергея, увидел, как тот напрягся, и ему стало совестно: уж Серега-то точно был не виноват ни в разводе, ни в Вероникиных финтах, ни в том, что его заманили сюда под предлогом шашлыков: Виктор боялся, что в одиночестве окончательно расклеится, потому что при всей ненависти к Веронике, при всем раздражении, которое она так мастерски вызывала, развод не принес ему облегчения, наоборот стало как-то невыносимо больно и выть хотелось
Ладно, уступая, сказал он, хочешь чокаться буду чокаться с тобой. Давай.
Сергей так и не поставил стопку на стол, держал, полную, в руке, и Щукарёв налил себе сам, поднял, легко стукнул стеклом о стекло:
За развод, выпил и налил снова.
Сергей тоже выпил, закусил зеленью, мясом и, глядя, как маслянистая водка тянется в стопку, сказал:
Вить, давай ты будешь закусывать, ладно?
Не хочется, Серёж. Вот вообще.
Так плохо?
Ага. Господи, какая же она оказалась дрянь, какая стерва Слушай, Серёг, давай за твою Светку выпьем хоть она не такая.
Щукарёв потянулся стопкой, но Сергей теперь сам отвёл руку и выпил, не чокаясь.
Такая же, Вить. Она такая же.
Никогда не поверю.
Я тоже думал, что нет. Иначе не женился бы никогда.
Они замолчали, всё сразу как-то сломалось, испортилось.
Окончательно стемнело. Пара безумных мотыльков стучали в лампочку, включённую под потолком беседки, звенел невидимый пока комар. Вероникины горшки исчезли в сумраке крыльца, и резко выделились на фоне ночного неба кроны яблонь в соседском саду за забором.
Понимаешь, сказал Сергей, я всё надеялся, что она изменится. Я же реально её любил. Думал, у неё женское просто: материнский инстинкт, часы биологические, что там у них еще? Тридцать пять, с ребёнком не выходит. Ну, Вить, я же ей всё обеспечил: лучшую клинику, лучших врачей, три попытки! Потом она забеременела токсикоз, ей всё время плохо, снова по больницам. С почками проблемы, угроза выкидыша, трясся над ней, как над хрустальной. И всё время ко мне так относились, как будто это я, блин, во всём виноват. Думал: родит всё кончится. Но нет, блин. Вот скажи, Вить, нахрена вот это всё?! Я устал, я не могу больше.
А она?
Она Она говорит, что это она устала. Она, блин, дома сидит! У неё там мама торчит постоянно: "чтобы Света поспала, чтобы Света могла куда-то там сходить" И обе меня пилят, что я не помогаю. Да я никакой домой приползаю. Я сплю меньше неё! Я говорю: давай няню наймем.
Хорошая, кстати, мысль.
Ну! А она мне, знаешь, что отвечает: я своих детей с чужой тёткой не оставлю, я за них буду переживать и всё равно не отдохну.
Дура.
Ну.
Сергей помолчал немного, приходя в себя, и вдруг почувствовал себя виноватым.
Хотя я бы тоже за них волновался, сказал он, сдавая назад. Если честно. Мало ли, чего там чужой человек будет делать. Они у меня классные парни.
Скоро на рыбалку будешь с ними ходить.
Ещё скажи по девочкам.
Оба улыбнулись. Стало легче.
Давай за твоих парней.
Щукарёв снова стал разливать водку, но вдруг рука его дрогнула. Он поёжился, словно ощутил разгоряченной кожей дыхание холодного ветра. Сергей хотел что-то сказать, потёр лоб, но не сумел поймать ускользнувшую фразу.
Хлопнуло окно в соседнем доме, как будто кто-то со злостью толкнул раму. Задребезжало стекло. Немного погодя испуганный женский голос произнёс:
Кто там?
Вы это нам? спросил Виктор, прекрасно понимая, что нет, не им. Но в голосе было что-то настолько притягательное, что не ответить он не смог. Он встал и подошёл к разделяющему участки старому штакетнику.
Нет, простите, девушка пробралась между кустами и подошла вплотную к доскам. В свете дворового фонаря Виктор увидел часть её лица: маленький нос, округлую щёку, внимательный карий глаз. Она была невысокого роста, совсем как Вероника, и как от Вероники, от неё исходили волны уверенности и внутренней силы.