Сергей скорбно смотрел на всю эту суету: «М-да, вымирает деревня. Раньше столы почти до огорода накрывали, а теперь и половины заулка не занял. Конечно, не свадьба, но все же».
Де, а телевизор? Надо же? Покупка так и стоит не распакованная.
Ну, это мы мигом.
Мигом не мигом, но, все же, столы накрыли быстрее, чем он настроил телевизор. Правда, много времени потерял с видеомагнитофоном.
Мы его после того вашего приезда и не включали ни разу. Засуетился отец. Мать погляди, красота-то какая.
Увижу еще. За стол идите. Народ ждет. А сама задержалась, потчуя внучку.
А еще она настояла, чтобы он надел форму, а теперь он «был не в своей тарелке».
Чего такой невеселый? Устал? Заметив его хмурый вид, склонился над столом Алексей.
Пока нет. Смотрю, оскудела деревня.
Не совсем, но есть такое. «Аксакалов» всего четверо осталось: твой отец, Николай Заботин .
Чего-то не помню такого.
«Коси-нога».
А? Жив еще?
Жив-живехонек. Не знаю, почему не пришел. «В окурках, наверно, уже спит?». Спился дед. Внуки споили. Кто еще? Гоголь-моголь совсем слепой, дальше крыльца не выходит. Дед Никита напротив сидит. Этот весной еще все гряды в огороде вскопал. Верно, дед?
А чего я дожидаться горожан буду? Не торопясь, копай да копай. Дядя мой до восьмидесяти шести без молотобойца в кузне орудовал. На него равняюсь.
Их разговор не остался незамеченным.
И мурцовку с водкой пьешь?
Нет, этого мне не потянуть. Разок попробовал, думал, что все отгрешил свое.
Взрыв хохота заставил Алинку-Калинку от мультика оторваться и выглянуть в окно.
Это верно, что он водку ложкой хлебал?
Это кто? Не узнаю. Сергей шепнул на ухо отцу.
Коська Косарев. Из города в прошлом году вернулся. Прошептал отец, и уже громко. Верно, спрашиваешь? Так и было. Целый день в кузнице отбарабанит, и по пути домой в магазин завернет. Там для него всегда четвертинки держали. Больше одной он никогда не брал.
Оно и понятно, если это не сказка. Пробормотал Константин, всего скорее. Тут и одна с ног собьет. И поднял стакан. Долго мы еще соловья баснями будем кормить?
Оно и верно, но, еще толком не закусив, кто-то из женщин пригрозила своему: «Я тебе попробую. Сказки все это». Потом тот же голос спросил: «Неужели верно?».
Угу! Он придет домой. Водку в блюдо, хлеба туда, соль, лук, пара ложек растительного масла. Мурцовка называется, кто не помнит. Правда, это с водой делается. Все это дед Митя ложкой выхлебает, половиной стакана рыбьего жира запьет, корзину в руки, и на Холм.
Зачем? Там же водит.
А он грибов оттуда всегда полную корзину приносил.
Весь год? Сподобился Коська на ерничество, но отец на него не поддался. Почему весь год? С июня и до конца сентября. Себе наносит, потом многодетным семьям, потом и другим, у кого родителям некогда в лес ходить. Принесет, в окно постучит: «Корзину до вечера на крыльцо принесете».
Надо и мне попробовать, водка больно слабой стала. Коська ткнул под бок соседку, уже не раз порывающуюся то петь, то танцевать.
Я тебе попробую. Стукнула его кулачком по лбу другая соседка, теперь Сергей вспомнил, его мать. У него от этого, поди-ка, что сын, что внук.
Внук да, этого не отнимешь. Заупрямился Коська. А сын каждому бы так жить. Это вы целый день в поле горбатились, а он в лесу, на природе. Зарплата не меньше, чем у тебя была, плюс пару-тройку корзин за день сплетет. В итоге больше управляющего выходило.
Все равно, до внука дошло. Поддержала свекровь его жена.
Дядя Василий, ты тоже так думаешь? «Тоже мне, нашел защитника?», недовольно шепнул отец, но ответил честно. Ты бы все-таки меньше пил, не позорил мать. А дядя Митя начал выпивать уже после того, как сын родился. Нутро в кузнице надсадил, на глазах чахнуть стал, а тут знахарка через деревню проходила, она и присоветовала этот рецепт. Помирать готовился, уже и домовину заказал, а сам еще тридцать семь лет прожил.
А верно, что он медведя голыми руками поборол?
Не так немного. И Сергею бросилось в глаза, как вздрогнул, и напрягся отец. Толик-охотник сказывал, если бы медведь его раньше увидел, то, еще не известно, чем бы дело закончилось. А тут одновременно. И пока медведь в стойку вставал, дядя Митя его кулаком по носу и вдарил. А тот рявкнул и наутек.
Сергеич, а расскажи, как ты медведя рукой убил? «Что-то поднапутал дед Никита?». Но отец как-то разом осел:
Давайте лучше выпьем. Но по шепоту и взглядам понял, что, все равно, не отвертеться. Тут и рассказывать особо нечего. Да и давно это было. Гладите, какой у нас сын вырос, Полковник.
Пусть покажется. Оценим. От молодого, задорного девичьего голоса Сергею хоть сквозь землю провались.
А бабенка не унимается:
Красавец. Чур, я с ним первая танцую. У всех налито? За гостя. И ловко опрокинула рюмку.
12
Как не хотелось, пришлось-таки отцу тайну открыть:
Давно это было. Ну, из меня и раньше сборщик ягод, как из медведя балерун, был. Только, супруга пристала, словно банный лист: «Пошли, да пошли», страшно одной ей, видите ли. Ну, пошли, а куда денешься?
Честно говоря, я и не знал, что зря себя недооценивал. Ягодка по ягодке, ягодка по ягодке корзинку ведерную насобирал, а ягоды крупные, отборные, самому любо.
Оглянулся, а супруги рядом нигде нет. Крикнул не отзывается. Еще раз-другой, не слышит. Потом присмотрелся, а она за кустом, только куртка новомодная, с ворсом, такая где-то еще сохранилась, между листьями виднеется.
Ну, и взыграло детство в одном месте. Руку сквозь куст протянул, и зарычал тихонько: «Ры-ы-ы».
А на меня морда медвежья, и тоже: «РА-А-А!».
И тоже по носу кулаком? Хихикнул Коська.
Если бы. Оба развернулись, и в разные стороны бросились. Бегу, а в голове одна мысль: «Разодрал жену медведь, раз она не отзывалась. Как же теперь жить-то?». И мимо дома прямо к Толику-охотнику. «Так и так, мол, слезами умываюсь, съел медведь бабу».
Толик ружье со стены сдернул, на плечо: «Пошли, пока совсем не стемнело покажешь».
Дорого, похоже, стоило отцу это признание, так и прячет глаза от стороннего взгляда. Сначала корзинку мою нашли, целехонькую, а уже от нее и след медвежий.
А Ирина? Кто, угодно, мог этот вопрос задать. Не разглядел-таки Сергей, чей этот вопрос. Или не Ирина там была?
Погоди. Остановил ее отец. Не мог же я Толика одного оставить. С километр, наверное, прошли. Сначала лепешки пошли, потом кровавые лепешки, а потом и сам медведь. Мертвый. Теплый еще.
А говоришь, что не бил его. И Коська огреб-таки от матери.
Толик сказал: «Он от разрыва сердца умер».
А Ирина-то как?