Вот что рассказала Лилиан в этот вечер.
Когда семь лет назад девочка вышла из дома Джонатана Корнелиуса, уличный водоворот подхватил её, и она тут же заблудилась. До позднего вечера она бродила по многолюдным улицам Города, обливаясь горючими слезами и зовя Питера. Но никто не мог ей помочь, так как девочка не знала ни адреса, ни имени дяди, ни района Города, где был его дом. Наконец, одна добрая старушка привела её к себе домой, и с той поры Лилиан осталась жить у неё. Госпожа Робертсон заботилась о ней, как о родной. Она жила одна в большом каменном доме, и в лице маленькой девочки увидела неожиданный подарок судьбы. Живое, доброе и заботливое существо – что ещё нужно одинокому человеку на старости лет? Обе женщины – одна совсем юная, а другая уже готовая перейти в мир иной – друг в друге души не чаяли, живя настолько дружно, что, когда бедная старушка вдруг умерла, Лилиан долго не могла утешиться, оплакивая свою вторую мать, которою поистине стала для неё госпожа Робертсон. Оставшись одна, Лилиан устроилась на ткацкую фабрику, где ей платили так мало, что она еле сводила концы с концами. С тех пор она там и работает, и лишь недавно ей увеличили жалование.
Питер в свою очередь поведал ей историю своей жизни, умолчав, правда, о необычной способности изменять скорость течения времени.
С тех пор молодые люди каждый вечер проводили вместе в отдалённой буковой аллее, наслаждаясь обществом друг друга. Им было настолько хорошо вдвоём, что в эти вечерние часы они забывали обо всём на свете, и лишь бой городских часов на здании мэрии напоминал им, что пора расставаться.
Питер так боялся вторично потерять Лилиан, что прибегал на свидание за час до встречи и в нетерпении ходил по аллее, всматриваясь вдаль в надежде увидеть знакомую фигуру. Но девушка никогда не приходила раньше назначенного срока, так как работы на фабрике заканчивались поздно, а ей ещё нужно было добираться через весь Город. Питер как‑то предложил изменить место свиданий, но она горячо запротестовала.
– Нет, нет, Питер! Ты ведь ещё не знаешь, что я в этой аллее оказалась не случайно. Я, как и ты, каждый вечер приходила сюда, только часом позже. Как только бедной госпожи Робертсон не стало, я начала приходить в это место, и – ты не поверишь – мне здесь становилось легче. А потом наша встреча… Ведь всё произошло именно здесь. Я очень бы не хотела потерять и эту милую буковую рощу, и эту сирень с её небесным ароматом, и эту старенькую лавочку. Неужели ты не понимаешь, Питер?
И Питер согласился. Он и сам не хотел уходить отсюда, и лишь желание облегчить Лилиан её долгий путь через весь Город заставило его предложить этот вариант. Тем лучше, что Лилиан против.
С этого дня жизнь Питера резко изменилась. Он теперь не существовал, как прежде, а жил полноценной жизнью, навечно запечатлев в своём сердце образ такой дорогой ему Лилиан. Все его думы были о ней, все его помыслы были обращены к тем двум‑трём часам, которые ежедневно они проводили вместе. Её голос, её смех, её улыбка, её отдающие золотом волосы, её бездонные голубые глаза – разве могло быть на свете что‑нибудь прекрасней? Он мог часами сидеть и думать о своей Лилиан, забывая об окружающем его мире. Питер стал рассеян, запустил дела, и Крафт не раз уже делал ему выговор. Но юноша жил словно на другой планете. Даже госпожа Додж, его квартирная хозяйка, как‑то раз заметила ему:
– Господин Селвин, что с вами случилось? На вас лица нет. Уж не больны ли вы?
– Я счастлив, дорогая госпожа Додж! Счастлив! – воскликнул Питер, сияя ослепительной улыбкой. – Вот чем я болен!
Добрая женщина понимающе улыбнулась.
– Дай вам Бог как можно дольше болеть этой болезнью…
Как‑то раз, возвращаясь со свидания и, как обычно, ликуя в душе, он заметил у самого своего дома чью‑то тень. Кто‑то, скрываясь за кустами, явно старался остаться незамеченным.