..
А Магомет?
Мухаммад сам придумал Коран, сам и воплотил его в жизнь. Сейчас треть населения
земного шара живёт по законам, которые создал Мухаммад. А эти законы, если честно,
совпадают с нашими человеческими устремлениями. В этом и есть сила ислама: у него слово с
делом не расходятся! Это не "Возлюби врага своего"... Понимаешь, Володя, в нашей России
сейчас столько навоза, что мы ходим в нём по колено. Накопилось даже не со времён Советской
власти, а с куда более дальних... Вот мы сейчас и решились разгребать. Никто не решался, а мы
решились. Это дерьмо ложь. Судьи выносят приговоры по статьям, в которые не верят,
родители и учителя учат детей истинам, которым сами не следуют... а дети, что, слепые? Сила
ислама в том, что ему в самом деле можно следовать!
Пока говорил про судей и учителей, он кивал, но едва упомянул про ислам, челюсти
стиснул, под кожей вздулись кастеты желваков.
Всё равно... поворот слишком крут! Как бы во что не врезаться.
А у нас когда иначе? спросил я горько. Либо спим, либо догоняем, нарушая все правила...
Глава 4
Восемь крупных мужчин в добротно скроенных костюмах сидели за огромным
подковообразным столом. Глаза нацелены в экраны сверхплоских ноутбуков, в огромном
кабинете напряженная тишина. Секретные службы многих стран отдали бы горы золота, только
бы добраться до содержимого этих хардов. Даже консервативный Коломиец, министр
культуры, преодолел страх перед техникой, с удивлённо-радостным лицом тыкает в клавиши,
всякий раз приятно изумляясь, что ничего не взрывается. Зато телеэкраны на стенах тёмные,
только на одном мелькает что-то пёстрое, мне отсюда не видно, да и звук приглушен до
невозможности.
А, Виктор Александрович, произнес Коломиец задушевно, здравствуйте! Чёрт, дёрнуло
же меня на министра согласиться! Надо бы в футурологи... Спал бы до обеда.
Я взглянул на огромные настенные часы. Не знаю, что за аппаратура там еще, помимо
самого механизма часов, но часы работают исправно, всё ещё утро. Правда, для кого-то десять
часов разгар рабочего дня. К примеру, для нашего президента Кречета.
У меня нет за столом постоянного места, я и есть министр без портфеля, а также без
постоянного кресла или хотя бы стульчика. Или даже не министр, а чёрт-те что. То ли
консультант, то ли советник, всегда называют по-разному.
-А где наш железный диктатор?
Платон Тарасович, сказал подчёркнуто уважительно Коган, министр финансов, изволят
быть на встрече с делегацией ООН. Точнее, они изволят принимать этот непонятный ООН.
Значит, сказал Сказбуш, скоро будет.
Пошто так?
Ну, была бы ООН не филиалом ЦРУ, задержался бы дольше... А то они сейчас приехали
на похороны академика Михлакина, видите ли! Памятник ему требуют. Как академика его мало
кто знал, зато смрада правозащитника было на всю Россию...
Подошел Яузов, прислушался, пробурчал с небрежной напористостью унтера
Пришибеева.
Да плюньте на его труды. Ничего умного не написал. А что сам был хорошим человеком,
так разве это такая уж заслуга? В России пока что хороших людей хватает. Вот на меня
посмотрите!
Он захохотал, довольный, краснорожий, настоящий министр обороны, словно сошёл с
антимилитаристского плаката.
Коломиец поморщился, сказал укоризненно, с оскорбленным достоинством:
Павел Викторович, вы нарушаете исконную русскую традицию.