Парень что-то невнятно отвечал бульдогу. Бульдог уверенно лаял.
4, 5, 6
Долетел обрывок фразы мусора:
так пошли, прокатимся до отделения.
На каком основании? вырвалось у Иннокентия. Он тут же пожалел, что влез, но мусор оглянулся и скривил губы:
Что-что?
На каком основании шмонаешь?
Да ничего, пролепетал ананас, я я
Мусор холодно улыбнулся Иннокентию.
Вы, гражданин, закон сначала изучите, а потом уже лезьте.
Верту Сотрудник при обращении обязан представиться.
Улыбка мусора несколько испортилась, от искусственной вежливости не осталось и следа:
Ты, дедуля, борзятины объелся?
Иннокентий набрал в грудь воздуха и медленно выдохнул.
Никому лучше не станет, если ты его в отделение заберёшь.
Я не понял, дедуля, мне твои документы проверить?
Иннокентий положил сумку на асфальт, достал паспорт и направление в уголовную инспекцию. Протянул.
Пятнадцать лет в колонии строгого режима. За двух жмуров. А этот мальчишка еще и женщину голую не видел.
Вообще-то видел, вставил зачем-то паренёк, но
Мусор подозрительно смотрел на Иннокентия и не отвечал. Казалось, в его зажиревшем мозгу что-то не стыковалось, не срабатывало.
Закончили? спросил Иннокентий.
Тот кивнул.
Так и быть. Поедете в отделение оба.
#6. АНЯ
Аня вышла из больницы, ища по навигатору автостанцию. Этот район она знала плохо и откровенно злилась на Рыжего, который оставил ее здесь одну. Минуты две стрелочка тупила, кидаясь то в серёдку Феодосийского залива, то в Симферополь, а потом повела Аню через стоянку скорой помощи. Кто-то истерически сигналил, воняло выхлопными. Экипажи без конца отъезжали и приезжали.
Аня с трудом выбралась из этого ада к трапецевидному скверу, в узкой части которого застыл полубарельеф-полубюст советского деятеля: взгляд печальный, причёска лохматая, бородка козлиная. Мимо деятеля шла девушка в кумачовом пальто и вертела головой, будто высматривала кого-то. Ветерок играл хвостиком её волос, полами изорванной, грязной одежды.
Аня хотела было пройти мимо, затем узнала:
Алекс?
Чё? Саша оглянулась, хмурая, мрачная, насупленная. Несколько секунд она рассматривала Аню будто надоевшего комара, потом лицо в ссадинах разгладилось, на щеках возникли ямочки, на губах улыбка. А, чудовище.
Аня решила пропустить подколку мимо ушей:
Ты знаешь, куда идёшь?
А ты?
Я серьёзно.
Вперёд, только вперёд. Что, кстати, с рукой?
Аня посмотрела на бинты, подкрашенные запекшейся кровью, пошевелила пальцами.
У тебя есть где остаться до суда?
Ну явно не дома. Саша похлопала по карману, из которого торчал сложенный лист. Передай спасибо своему питекантропу.
Аня не нашлась с ответом, и они перешли дорогу.
Сюда, видимо, ремонтники не добрались асфальт напоминал спину мертвого и покрытого пылью слона, с которого медленно сходила кожа. Дул холодный ветер, пропахший известкой. Справа тянулись дома в оттенках песчаника, по большей части одноэтажные, с бежевой черепицей. Менялись только вывески и памятные таблички вроде «Чебуреки», «Парикмахерская» или «Здесь жил великий композитор», «Здесь жил великий художник», «Здесь жил великий поэт». Слева желтели изгороди, стриженные под батон хлеба; за ними осыпались восточные руины, торчал ветками парк и белела буква «Я» с алым сердечком в кружке.
Тебе нужна какая-то помощь? спросила Аня.
Ох, ну прекратите, сударыня.
Что?
Сама разберусь.
На последних словах Саша помрачнела, оглянулась. Аня отвела от лица волосы и проследила за её взглядом: «Самса», «Гемотест», «Аптечный склад» ничего интересного. Кивнув с досадой, она ускорила шаг, как бы отделяясь в этой прогулке от Саши.
Ты очень добрая, сказала та тихо и как-то искренне, без своей обычной манеры.
Аня приостановилась, оглянулась.
Вовсе нет.
И, видимо, скромная.
Ане сделалось до страшного неловко. Хотелось по-детски закрыть уши и переменить разговор на какую угодно тему.
Ты правда ничего не помнишь?
Саша покачала головой и в который раз осмотрелась.
И почему сестра приехала к тебе, тоже не помнишь? После такого перерыва?
Саша вытянула шею, словно заметила кого-то на другой стороне улицы, и прошептала:
Не поняла?
Твои родители сказали, что вы не общались.
Саша резко обернулась и смерила Аню грозным, если не злым взглядом.
Мои родители плохо разбираются в современных технологиях. И тем более в отношениях.
Аня растерялась на несколько секунд, поражённая резко сменой тона и настроения девушки. Что-то задело Сашу, но что?
Напоминание о родителях?
Мимо прогромыхал красный «жигуль», и они перешли на другую сторону по зебре. Слева показался голый сад, потянулась ограда из каменной кладки и синих решёток. Тротуар раздолбался в труху, от нормальной дороги оставался только прерывающийся ручеек, окружённый гравием и песком, где не хватало только памятной таблички: "Когда-то здесь лежал асфальт".
Какой вопрос ты хотела задать?
А? не поняла Аня.
Ну, козочка, что-то там Пока твой питекантроп не вмешался.
Да глупость.
Как хочешь.
Ага. А то я Аня отмахнулась, а то мне опять влетит.
В молчании они прошли улицу, другую, наконец обнаружили невидимую остановку. Знаков здесь не было, навеса не было, и догадаться о ней можно было лишь по метке на «Яндекс-картах» да по толпе людей, ожидающих автобуса.
Судя по навигатору, ожидать предстояло и Ане. Она размяла спину, посмотрела на слепящее солнце, которое бесконечно-медленно двигалось по безоблачному небу. Один мужчина курил, другой, помоложе, договаривался о покупке квартиры в Алуште.
Было нестерпимо скучно.
Ладно, слушай, обратилась Аня к Саше, умирает животное лошадь. Ей сломали хребет. Умирает мучительно и долго. Умрёт ну, точно умрёт. Что делать?
Саша отодвинулась, нахмурилась.
Ты сама как бы ответила?
Я? Ам-м Не знаю. Может, помогла бы животному умереть, чтобы оно не мучилось от боли. А может стояла бы, наблюдала, как учёный. Не знаю.
Глаза Саши расширились.
Интересная ты. Я бы я бы отвезла, наверное, в ветклинику.
Даже если не поможет?
Ну, хоть спать буду спокойно.
Аня улыбнулась.
Кажется, самая ненормальная здесь я.
Саша улыбнулась шутке. К остановке подъехал даже не автобус сарай на колёсах: пыхнуло раскалённой резиной, громыхнули двери, высыпали люди, будто семечки из перезрелого арбуза.
«Семёрка», высмотрела Саша номер. Счастливое число. Пойду покатаюсь по городу. Посплю на скамейке.
Если что
Вспомню позвонить тебе. Саша козырнула. Есть, мон женераль.
Я другое. Если что, есть лишняя койка.
Саша немного удивилась и остановилась в шаге от подножки, пропустила мужчину.
Койка?
Долгая история.
О, понятно. Она посмотрела на автобус, на Аню и по-птичьи наклонила голову. Ну, койка мне нравится больше скамейки.
#7. ИННОКЕНТИЙ
Боль начиналась где-то за глазами и раскалённой дугой уходила в затылок. Паскудно-спёртый воздух ментовки душил, задница онемела от бесконечного сидения.
Снова спрашиваю, Галактионов, повторил старший лейтенант и упёр указательный палец в стол, почему в десятидневный срок не явились в инспекцию?
Иннокентий не ответил упёр локти в колени и устало свесил раскалывающуюся голову вперёд. Ему уже не хотелось ничего: ни Крыма, ни дома, ни дочери только бы поспать или смочить пересохшее горло.
Мелкие глаза лейтенанта поблескивали в свете из окна. Было ему около тридцати, подбородок волевой, волосы прилизанные, с первыми намеками на лысину; плечи квадратные.
Почти весь стол, в который упёрся палец лейтенанта, занимал огромный, похожий на комбайн принтер. Периодически эта махина что-то исторгала из себя, и вскоре открывалась дверь, протягивалась рука и забирала бумаги. Ещё был шкаф с чередующимися чёрными и белыми дверцам, еще телефон с таким количеством кнопок, будто в числе их функций был запуск космического шаттла. Прогнивший стол, покосившийся стул; вешалка с закинутой наверх фуражкой, отрывной календарь МВД России.