Его глаза лихорадочно блестят, он поглядывает на дверцу шкафа рядом и то протягивает к ней руку, то отдергивает. Я понимаю, что ему не терпится поделиться наконец своей теорией, и в шкафу наверняка лежат бумаги с математическими выкладками. Подавляя улыбку, спрашиваю:
А причем тут, в свою очередь, Самосбор?
А вот! Есть у меня гипотеза, Петр Аркадьевич подмигивает и замирает, держа руку на дверце, что Самосбор это изменение гравитации вдоль осей скрытых измерений! Допустим, «о кю», «о мю», «о тау» и так далее. Он словно выдавливает из этих измерений нечто неизвестное нам. Словно сбрасывает с потолка только не с потолка, а из ниоткуда. И жителей, попавших под него, соответственно, утягивает в те измерения. Там они продолжают жить не хуже нас, но в недосягаемости
Жуткая и восхитительная догадка мелькает у меня в мозгу. Если это действительно так, то Вихров гений! Это не просто научный прорыв. Не просто решение фундаментальной загадки. Это путь в лучший мир для потерявшего надежду маленького человека, у которого из радостей жизни остались лишь скабрезные частушки. Спасение для меня.
Вихров подтверждает догадку.
Скажу честно, Павел. Ускоритель построен не для того, чтобы найти неизвестную силу, изменяющую молекулярное строение слизи. Он нужен, чтобы открыть портал в измерения Самосбора. Безопасный портал. Чтобы вернуть всех, кто исчез в сиреневом тумане.
Или уйти за ними?
Во рту пересыхает, я смотрю на улыбающегося профессора, не видя ни морщин, ни седины, ни таящейся в уголках глаз печали, ни прилипших к ручке шкафа пальцев. Я вижу сияющую в вышине огромную лампочку и полы из почвы. Измерения за пределами Хруща, куда не попасть, даже умея ходить по потолку.
Или уйти за ними, вздыхает Вихров. Но есть проблема. Может статься так, что ни один из образцов не подойдет для запуска Ускорителя. Тогда придется искать другую субстанцию. С гораздо более сильными гравигенерирующими свойствами.
Какую?
Если бы я знал.
Мне отчего-то кажется, что профессор лукавит. Но рано или поздно он все равно расскажет. Теперь другая мысль приходит мне на ум. А если его теория неверна?..
Петр Аркадич, вы говорите, Самосбор изменение гравитации в скрытых измерениях? А по какой причине оно происходит? бормочу я. Или как объяснить то, что жители иногда возвращаются в виде отродий? Или психическое воздействие Самосбора? Или защитное действие гермодверей?..
Никак, грустно разводит руками профессор. Это всего лишь гипотеза. Одна из сотен. Выпьем?
Он открывает наконец шкаф и достает оттуда бутылку спирта.
* * *
Иногда заходит дядя Витя, угощает грибами, приносит сладобрикетов, опрокидывает рюмку, рассказывает истории. Порой забегают друзья Ромы покурить говняка, послушать его дурацкие проповеди, что будем мы скоро ходить по потолку аки по полу. Много кто в гости наведывается. Особенно часто Нина Ефимова, дочка того старого ликвидатора, что меня тогда из коридора вышвырнул. У них, оказывается, с Толиком роман, они съехаться хотят, а отец ее «этих антихрущей» на дух не переносит.
Однажды она внезапно влетает в ячейку и кидается на койку Толика, ревя лицом в подушку. Тот немедля бросает кормить своих улиток, бежит к ней с бутылкой, начинает ее обнимать, гладить по плечам. Я только открываю рот спросить, что случилось, но меня перехватывает Костя и чуть не за ухо тащит к герме.
Пошли, говорит, покурим.
Выходим с ним на лестницу, он осматривает соседние площадки, выглядывает в коридор, а потом вполголоса объясняет:
Ефимов ее насилует периодически. Десять лет назад он перемолол ее мать, когда та под Самосбор попала. С тех пор головой и двинулся. Потом ему еще и аугментики напихали. И Окуляр, и лапа эта стальная в ней же бетон знает, что намешано кроме пальцев: штык-нож, ствол, резак плазменный и вся эта хрень к мозгу подключена. Тут у любого контакты перемкнет. Вот на него иногда и находит помутнение. Он в дочке свою жену видит, вот и кидается на нее.
Ты его что, оправдываешь?!
Не-а, сплевывает Костя. Я его ненавижу. Хоть и не так, как Толик. Он полгигацикла уже пытается придумать, как его убить. Да только что ты майору ликвидаторов сделаешь? Я своими глазами видел, как в него Леха-алкаш со сто четырнадцатого нож кинул, когда тот самогон конфисковать пришел.
И что было?
Нож отскочил. Силовое поле. А у Лехи после этого голова на пол отскочила, когда уважаемый Владимир Ефимов ему по ней своей железкой шарахнул. Костя судорожно затягивается папиросой. Мы сидели у Лехи, пили, а этот его прямо у меня на глазах Я тогда и понял, что ему бояться нечего. Что я, донос на него напишу?
Он нервно смеется, рука с самокруткой дрожит.
Еще Окуляр этот. Сечет радиацию, химию, слизь Ни отравы в вентиляцию не подкинуть, ни фонящего какого дерьма. Говорят, даже микроволны видит и рентген Короче, единственный вариант гермодверь сломать. После Самосбора ни тела, ни улик. Несчастный случай. Надо только подгадать, чтоб Нинка у нас в это время была. Как сирена завоет бежать к его герме, там заложить микрозаряд, чтобы петлю сорвало. И обратно
Он рассуждает будничным тоном, словно об уборке в ячейке. Я молча вырываю у него из пальцев папиросу и затягиваюсь гадким, едким дымом. Глаза щиплет, голова подкруживается, выдыхаю.
Пойдем со мной. Костя выхватывает бычок из моей руки и бросает. Тот исчезает во мраке лестницы, выбив искру о ступеньку. Они там надолго. А мы пока в Поиск.
Не верю ушам. В Поиск? Костя спускается на полпролета, поднимает взгляд и бросает:
Ну?
Тороплюсь за ним, пытаюсь запомнить дорогу череду лифтов, коридоров, этажей. Безуспешно. Помню, что двумя этажами ниже проходим мимо кабины скоростного лифта, а дальше теряюсь в лабиринтах Хруща.
Спустя час Костя выходит на заброшенный этаж, включает фонарь (когда успел захватить?) и идет, ощупывая лучом света залитый водой пол. Указывает пальцем на одну из луж, гляжу слизь. Синеватая какая-то, я такую только в НИИ встречал.
Идем дальше, подходим к неприметной гермодвери, и Костя кладет руку на вентиль.
Давно тебе хотел показать, ученый. Смотри не обосрись от восторга.
В тишине мертвого этажа скрип вентиля отдается пронзительным эхом. Волосы встают дыбом. Никакого восторга я не испытываю. За гермодверью открывается заброшенный завод. Стены покрыты фосфоресцирующей слизью, и ее слабого свечения хватает, чтобы разобрать очертания машин. Ряды станков, конвейеры, сборочные цеха, аппараты И все это почему-то торчит из противоположной стены.
Костя оглядывается, ехидно скалясь. Подбирает с пола кусок штукатурки и говорит:
Сейчас поймешь.
Он вытягивает руку так, чтобы кисть была по другую сторону от порога, и разжимает кулак. Штукатурка улетает в противоположную стену и врезается в какой-то конвейер. До меня доходит. Мы смотрим на этот завод с потолка.
И вот теперь я действительно готов обосраться от восторга. Это ведь то, о чем рассказывал Вихров!
Это еще не все, подмигивает Костя. Осторожно выгляни и посмотри влево. Вылезай давай, я подержу.
Он хватает меня за руку, я просовываю голову через порог и чувствую, как ее тянет вперед, то есть на самом деле вниз. Борясь с головокружением, гляжу влево и в сотне метров от себя вижу то, о чем говорит Костя. Восторг сменяется ледяным ужасом.
Аккуратно насыпанное кольцо из раскрошенного бетона диаметром в пару метров. Внутри кольца спиралью сложены крупные овальные камни светло-серого цвета. Они, по-видимому, здорово давят на поверхность, на которой лежат, но «Здесь вообще-то потолок!» вопит мой вывихнутый мозг. Эту картину невозможно ни с чем спутать, даже если ни разу не видел раньше. Логово бетоноеда.