Ф.Лео[145], А. фон Месс[146], а вслед за ними большинство исследователей вплоть до настоящего времени рассматривают биографию как эллинистический жанр, развитие которого обусловил интерес к личности, наметившийся в греческой культуре с Исокра-та. Эллинизм обусловил расцвет биографии в противовес другим жанрам; вместе с тем ее зарождение произошло гораздо раньше.
Диоген Лаэртский сообщает о биографии Эмпедокла, написанной Ксанфом (Diog. Laert. Vit. Emped. VIII, 63) Ξάνθος ἐν τοῖς περὶ ἀυτοῦ λέγει, а ряд фрагментов из Гелланика (см. приложение, фр. 29), что он интересовался биографией Андокида и написал ее либо как отдельное произведение, либо включил в один из больших своих трудов. Этой написанной Геллаником биографией пользовался Плутарх при написании биографии Андокида (Plut.
Vita Xor. 834b). Вряд ли, таким образом, можно сомневаться в существовании биографии как формы литературного или исторического повествования в V веке. Кроме того, у Плутарха содержится свидетельство, имеющее непосредственное отношение к анализируемым очеркам, в котором сообщается, что παραλλήλους βίους καὶ ἄνδρας παραλλήλους изображал (ἱστορεῖ) и Гелланик, вместе с тем, в отличие от Плутарха он сопоставлял в них κατ' ἄλληλα, то есть ἔργα, а не κατ' ἀλλήλους, то есть ἄνδρας или βίους, как это делал Плутарх. (In Zex. Plut. apud Wittenbach. Bd. 1. S. XLIII.)
Это сообщение, принадлежащее Плутарху или его комментатору, дает возможность с полным основанием рассматривать рассказы о Фемистокле и Павсании как своего рода параллельные жизнеописания, созданные, возможно, под влиянием аналогичных сочинений Гелланика[147]. Первые части этих очерков (I, 8995), представляющие собой большую часть того, что обычно называется экскурсом о Пятидесятилетии, как по стилю, так и по принципам отбора материала, резко отличаются от последующей и, по сути дела, основной части экскурса (I, 98118, 2), выдержанной в сухом, документальном и необычайно кратком стиле. С другой стороны, вторые части биографических рассказов (I, 128, 2138) включены в повествование почти вне логической связи с предшествующим и последующим материалом, то есть с рассказом о взаимных обвинениях афинян и лакедемонян в кощунствах (I, 126128, 1) и о переговорах между ними по этому поводу (I, 139). Логическая связь здесь носит сугубо внешний характер. Вопрос об Алкмеонидовой скверне мог быть поднят не раньше 462 года, то есть в то время, когда Перикл сделался реальной политической фигурой (на самом деле этот вопрос был поднят гораздо позднее). Вместе с тем Павсаний был мертв уже в 470 году, и таким образом вопрос о его смерти был давно исчерпан. Наконец, даже если принять внешнюю логику Фукидида, то включение в повествование большого рассказа о жизни Павсания в изгнании и о Фемистокле остается неоправданным; в связи с обсуждаемым им вопросом его должна была интересовать только смерть Павсания. Таким образом, есть все основания предположить, что эти материалы были включены Фукидидом в свой труд только в силу того, что они имелись у него под руками, то есть были написаны раньше в качестве отдельного произведения парной биографии Фемистокла и Павсания, поскольку невероятно, что «История войны» была литературным дебютом Фукидида[148].
Каково было начало биографии Фемистокла, неясно: оно не вошло в окончательный текст, начинающийся с рассказа о постройке длинных стен. Начало биографии Павсания характерно для биографического жанра: Παυσανίας δὲ ὁ Κλεομβρότου ἐκ Λακεδαίμονος στρατηγὸς τῶν Ἑλλήνων ἐξεπέμφθη μετὰ εἴκοσι νεῶν ἀπò Πελοποννήσου (Павсаний, сын Клеомброта, из Лаке-демона, полководец эллинов, был послан с восьмью кораблями из Пелопоннеса, I, 94, 1). Фемистокл в первой части биографии обрисован самыми положительными чертами. Его дипломатическая предприимчивость направлена исключительно на пользу Афин, а сам он τῆς δὴ θαλάσσης πρῶτος ἐτόλμησεν εἰπεῖν ὡς ἀνθεκτέα ἐστί καὶ τὴν ἀρχὴν εὐθὺς ξυγκατεσκεύαζεν (то есть первый отважился сказать, что необходимо заняться морем и тогда же положил начало этому, I, 93, 4). Павсаний, наоборот, в первой части наделен сугубо отрицательными чертами. Он несправедлив (ему присуща ἀδικία πολλή, I, 94, 1) и его στρατηγία τυραννίδος μᾶλλον ἐφαίνετο μίμησις (командование казалось в большей степени похожим на тиранию, ibidem), что было, конечно, традиционным обвинением для афинского читателя; кроме того, он обладает μηδισμός (I, 94, 3), то есть наделен симпатиями к персам. Во вторых частях биографий и Фемистокл и Павсаний оказываются в одинаковых положениях: они вступают в отношения с персами и непосредственно с Ксерксом, преследуются своими государствами и, наконец, погибают. В обеих биографиях фигурируют письма (Павсаний пишет Ксерксу, I, 126, 7; Фемистокл, уже после смерти последнего, Артаксерксу, I, 137, 4); оба они неравнодушны к персидским обычаям (Павсаний ζηλώσει τῶν βαρβάρων, то есть подражал варварам, I, 132, 2, а Фемистокл τῆς τε Περσίδος γλώσσης ὅσα ἐδύνατο κατενόησε καὶ τῶν ἐπιτηδευμάτων τῆς χώρας, то есть изучил язык, насколько он смог, и обычаи страны, I, 138, 1). Наконец, обе биографии заканчиваются описанием смерти героев (I, 134, 23 и I, 138, 4) и сообщениями о полученных ими посмертных почестях (I, 134, 4 и 138, 56), а также имеют общее заключение: τὰ μὲν κατὰ Παυσανίαν τòν Λακεδαιμόνιον καὶ Θεμιστοκλέα τòν Ἀθηναῖον λαμπροτάτους γενομένους τῶν καθ' ἑαυτοὺς Ἑλλήνων οὕτως ἐτελεύτησεν (так закончилась жизнь Павсания Лакедемонянина и Фемистокла Афинянина, сделавшихся в свое время самыми знаменитыми из эллинов I, 138, 6). Таким образом, противопоставлявшиеся в первых частях Фемистокл и Павсаний во вторых частях сопоставляются во всех аспектах их биографий. Каждый момент биографии одного имеет параллель в биографии другого; вероятно, именно о таком типе биографических произведений говорил Плутарх применительно к Гелланику (сопоставление κατ' ἀλλήλους). Сопоставление касается ряда событий, упоминаемых в очерках, вместе с тем целостная картина жизни героев отсутствует, что дает возможность некоторым исследователям[149] не относить эти очерки к биографическому жанру. Это нам представляется неубедительным по следующим причинам: очерки посвящены не событиям, ограниченным временем, местом или обстоятельствами, а событиями жизни героев, таким образом, Фемистокл или Павсаний оказываются центральными и по сути дела единственными героями повествования, что придает ему, безусловно, биографический характер[150].
Вторая часть экскурса о Пятидесятилетии (I, 96118, 2) представляет собой краткое изложение внешнеполитической истории Афин. Введением к ней и своего рода кульминационной точкой всего экскурса является описание создания Делосского союза и учреждение фороса (I, 96)[151], таким образом, к ней по содержанию примыкает экскурс о Делосе (I, 111, 104). Следует обратить особое внимание на композицию этой части экскурса. Начинается она со слова Πρῶτον (I, 98, 1), далее следует сообщение о взятии Эйона Кимоном, сыном Мильтиада. Следующее сообщение начинается со слова ἔπειτα (I, 98, 2) и повествует о выведении клерухий на Скирос и т. д. Представляется целесообразным представить членение этого экскурса в виде следующей таблицы.
Эта структура ясно обнаруживает черты, присущие хронике. Каждое сообщение вводится в повествование однотипным указанием на его временное соотношение с предыдущим и в большинстве случаев представляет собой одну или две фразы, кратко сообщающее о событии. Аналогичен по структуре фрагмент Гелланика об истории ареопага (приложение, фр. 21), в котором каждое новое сообщение вводится словом ὕστερον. Это наречие было одним из самых типичных терминов, употреблявшихся в хронографической прозе (ср.: Филохор у Strabo. IX. P. 609 и др.).