Их стон, общий на двоих, пролетел над волнами, резонируя с водой.
Анна отстранилась. Её грудь вздымалась и опадала, как волна прибоя. Женщина поймала затуманенный взгляд Мурата.
Не здесь, только и смогла прошептать она.
Пойдём в сад, ответил Мурат, тщетно пытаясь призвать мысли к порядку.
За твоим домом? Нас там заметят!
Все уже легли спать. Пока дойдём, заснут окончательно.
Хорошо, Мураджим, как скажешь.
Мурат вздрогнул от уменьшительного обращения, так естественно прозвучавшего из уст Анны. Схватил женщину за руку и потянул из воды на берег.
Хихикая, как подростки, испытавшие первую сладость чувственных ласк, Анна и Мурат торопливо натянули одежду и почти побежали по каменным улочкам сонного ночного Трапезунда. Прерывали бег в закоулках, куда не падал призрачный свет полной серебристой луны, целовались страстно, с трудом заставляя себя расцепить губы и руки, чтобы бежать дальше, чтобы сполна насладиться внезапно открывшейся им радостью жизни и чистой страсти, обрести друг друга в освещающей свежести темного сада, пахнущего влажной землей и ароматами ночных цветов.
Мурат провёл Анну со стороны двора, сразу в цветущий сад, начинающийся за домом с доходными комнатами на втором этаже, где жили и они с матерью. Единственный балкон выходил как раз на эту сторону, но Мурат был уверен, что все его мать и постояльцы уже спят в столь поздний час.
В саду Анну словно подменили. Её глаза сверкали в темноте, как у дикой кошки. Она вздыхала, когда Мурат пытался поцеловать её в губы, отворачивалась, и его поцелуи скользили по щеке и шее; отнимала руки, отступала, словно убегая, как пойманная котом птица, которая всё ещё надеется улететь. Но блуждающая улыбка и учащенное дыхание поощряли любовные попытки Мурата, распаляя страсть всё больше.
Отступая-догоняя, словно играя, любовники оказались почти под самым балконом, и вдруг Анна замерла. Мурат воспользовался остановкой, схватил женщину в объятия, и они оба неловко рухнули на траву. Анна рассмеялась и тут же крепко зажала себе рот рукой, затем убрала её и прошептала:
А что, если нас услышит твоя мать?
Мурат нехотя отвлёкся от груди Анны и приподнял голову:
Она спит.
А если нет? Если увидит? Уверена, решит, что я женщина с дурной репутацией. Вряд ли она желала бы своему сыну такую подругу.
Сын давно вырос и сам решает, какая женщина ему нужна.
И какая же?
Такая, как ты.
Бездомная одинокая мать без мужа, бегущая из собственной страны в неизвестность?
Загадочная, пылкая, страстная
Поющая на площади?
И прекрасно танцующая!
Анна фыркнула, но ничего не сказала.
Считаешь меня легкодоступной?
Нет. Считаю смелой. Мало кто из женщин, кого я знаю, отважился бы на такое.
Такое что?
Всё. Все выбирают безопасность и тихую скучную жизнь. А ты выбираешь жизнь.
Когда по пятам идёт смерть, многие живут одним днём.
В тебе слишком много жизни для смерти. Поэтому я выбрал тебя.
Ты выбрал? По-моему, тебя выбрала Агапи, рассмеялась Анна. Мурат накрыл её рот ладонью и тут же получил чувствительный укус за пальцы. Отпустил руку, Анна нахмурилась. Ответил, инстинктивно встряхнув укушенной кистью руки:
Ты болтаешь, как и твоя дочь, без остановки. А ночь такая короткая, если вы уплываете сегодня
В ответ Анна притянула его к себе для поцелуя.
Мать Мурата неслышно ушла с балкона и плотно прикрыла за собой деревянные створки дверей. Велела горничной не открывать до утра, якобы от душного запаха цветущего олеандра ей сегодня делается дурно, а под утро цветы пахнут не так сильно. Мурат взрослый мужчина, пусть реализует свою скопившуюся страсть, беды не будет. Так даже лучше. Слишком долго здоровый мужчина не может жить без женщины, а случайная незнакомка лучший вариант для таверны, чем жадная соседка. Лишь бы эта незнакомка завтра покинула Трапезунд навсегда.
Когда суп кипит в кастрюле, если вовремя не снять крышку, скопившееся давление сорвёт её само. Так и человеческая страсть, сдерживаемая слишком долго, ударяет в привыкшую быть холодной голову не хуже кипящего бульона.
Пока длились игры и ласки, Мурат ощущал себя хозяином ситуации. Но как только белое податливое тело Анны застыло под ним в ожидании, почувствовал себя юным мальчишкой, у которого всё случилось в первый раз. Страсть гейзером бурлила в теле, вызывая крупную дрожь и, одновременно, полную растерянность: куда приложить руки, что сделать с ногами, не будет ли Анне больно, тяжело, неудобно? Не глупо ли то, что он пытается сделать? И прекрасная ночь превратилась бы в постыдное воспоминание, если бы не чуткость Анны.
Женщина одним уверенным движением заставила Мурата лечь на траву и сама села сверху. Глаза мужчины расширились: так с ним не вела себя ещё ни одна любовница. Это и обескураживало, и заводило сильнее. К тому же вид на женское тело открывался потрясающий. Луна подчеркивала округлые выпуклые формы полных грудей, тонкость талии, переходящую в контрастную ей широту бёдер. Бёдер, скрывающих святая святых, в которое Анна впускала Мурата. Женщина наклонилась, и Мурат почувствовал, как их тела сливаются в едином порыве. Закрыл глаза и отдал себя во власть ритму, древнему, как сама жизнь. Словно биение барабанов, оно медленно, удар за ударом, подчиняло себе всё тело. Как танец живота, одновременный, парный удар вверх, провал вниз, дробь, пауза, финальная восьмерка, дробь и бесконечность!
Не искры, не фейерверк, не наслаждение это было нечто большее, нечто не принадлежащее миру людей. Рай.
«В твоей любви я видел Бога», сказал один арабский поэт. Теперь Мурат знал, что это не метафора.
Они плакали оба. Даже не стеснялись слез. Невозможно стесняться того, кого узнал в тысяче прожитых жизней, кто настолько един с тобой, что можно действительно запутаться, чья рука твоя или его, кто твоё начало и продолжение. Плакали и понимали: то, что случайно произошло этой ночью, не было случайным и не станет, но, когда придёт рассвет и займётся свет нового дня, всё лунное, древнее, тайное и кристально-понятное ночное уступит место человеческому миру и его законам.
Не уезжай. День ничего не решит.
Иногда решают даже секунды. Секунда взгляда, секунда на удар сердца: и мы с тобой в этом саду.
Останься. Живи со мной.
Помнишь этих людей на площади? Они, как дикие голодные собаки, ходят вокруг, пока их мало, но как только соберётся стая, набросятся на нас.
Почему? Вы же не сделали ничего плохого?
Мы греки.
И что? Меня не смущает, что ты гречанка.
Так думают не все. Некоторые считают, что этой земли могут касаться только ноги турок.
Не все турки такие. Большинство не таких.
Не все. Но это большинство тоже боится за свои семьи, имущество, дома и защищает себя молчанием. Поэтому меньшинство, которое убивает сильнее и беспрепятственно вершит, что хочет.
Я смогу защитить тебя!
Не спеши обещать, пока сам себя не знаешь в такой ситуации. И тебе есть, что терять.
Может, ничего и не будет?
Анна покачала головой.
Мы слишком заметные. А я ещё и танцевала на площади, хотя так не делаю.
А зачем сделала?
А зачем ребята сыграли зейбекико? Вдохновение не спрашивает нас, зачем то или это, а просто делает через нас то, что считает нужным.
Да, я тоже подумал, что греческая народная музыка сейчас неуместна.
Вся музыка народная. Народ это прежде всего люди, не греки и не турки, а люди с сердцем и душой. Если, конечно, душа ещё осталась.
И ты хотела отвлечь?
Напомнить, что все мы люди. Иногда через красоту песни и танца это получается
А в итоге, запомнили
Что гречанка танцевала турецкий танец
А потом ушла гулять с турком.
Думаешь, они заметили и это? Город большой.
Город большой, а базар маленький. Утром у нас все всегда уже всё про всех знают.