Когда Мурат вышел к площади, грустная любовная баллада закончилась, заиграл знакомый ритм беледи, и из-за барабанов выскочила в центр семилетняя девочка, легконогая и удивительно пластичная, с улыбкой включилась в танец, безукоризненно соблюдая традиционное исполнение, вызывая улыбки и восхищение зрителей. Мурат и сам невольно залюбовался ловкими грациозными движениями маленькой танцовщицы: временами трогательно-детскими, но вместе с тем вполне гармоничными и уверенными, как у взрослой женщины. Интересно, кто её учил? Неужели мать?
Народу на площади прибавилось, расстеленная перед артистами на импровизированной сцене ткань начала заполнятся монетами. Агапи станцевала, поклонилась и ушла в тень за барабаны. «Сцена» место на площади, ярче всего освещённое фонарями пока пустовала, но трое мужчин-музыкантов заиграли известную мелодию танца зембекико (ζεϊμπέκικο), так живо и энергично, словно призывая зрителей размяться самим, пока певица и танцовщица готовятся к следующему выступлению.
Мурат нахмурился: казалось бы, обычное дело на любом уличном концерте, но не здесь и не сейчас. В той напряжённой атмосфере, в какой находился сейчас весь город, национальные греческие ритмы и массовые танцы выглядели весьма рискованно. И действительно: зрители слушали, хлопали, но никто не рискнул выйти танцевать на открытую площадку перед толпой. Мало того, толпа начала редеть. Музыканты закончили играть, будто растерявшись, но тут мелькнул белый полупрозрачный шарф, зазвенели монетки на вышитом поясе, и под фонари вышла Анна, одетая в костюм беллиданс.
Кажется, этого не ожидал никто. Музыканты переглянулись, Анна изящно прогнулась и замерла. Мурат, сам того не замечая, подошёл ближе, ещё ближе и встал в первом ряду зрителей. И тут тишину предвкушения разбил ритм барабанного соло, и женская фигура ожила.
Широкие бёдра, опоясанные толстым тяжелым поясом с монетами, качнулись вниз-вверх, как лодка, подхваченная волнами, а затем, подчиняясь требовательному биту барабанов, ускоряясь, резко проваливаясь вниз и дерзко взмывая вверх, затряслись. Ответом на это, во всем теле Мурата вспыхнул огонь. Зрители ахнули и затаили дыхание.
Толчки бёдер отдавались биением во всем женском теле: расходились волнами дрожи в лифе по округлым формам грудей, извивались змеями в движениях рук, от плеч и кистей до самых кончиков пальцев. И эти пальцы как бы невзначай подхватывали густую копну волос, темным волнистым каскадом рассыпающуюся по покатым плечам. Мимолётный взгляд. Ресницы дрогнули женщина отвела глаза. Тело замерло, а затем снова включилось в ритм танца. А Мурат поймал себя на крамольной мысли: быть может, это представление для него одного? И отогнал сладкую мечту с позором: чем таким он выделяется из толпы? Но каждый удар барабана, каждое покачивание бёдра и нежная волна мягкого живота заставляли мозг распаляться сладостными образами. Теперь Мурат понимал только одно: эта женщина должна ему свидание, и он её просто так не отпустит.
Танец закончился, вызвав овации и значительное прибавление гонорара. В центр площадки вновь выскочила Агапи. Исполняя заводной рыбацкий танец и смеша зрителей детской непосредственностью, девочка дала матери возможность незаметно удалиться в тень. Потом откланялась и она, а трое мужчин вновь заиграли.
В самом конце площади появилось несколько людей с хмурыми лицами. По толпе пронёсся шепоток: кажется, концерт пора заканчивать, пока у тех, кто слишком чётко отделяет греков от турок, не иссяк запас терпения. Музыканты почувствовали общее настроение и объявили последнюю песню.
Под фонари вышла Анна, уже полностью одетая в чёрное неброское платье. Взяла небольшую паузу, подождав, пока музыкальное трио сыграет вступление, и запела.
И вновь её голос полетел над вечерним городом, сплетаясь с ароматом цветов, шумом ветра и моря. Пела Анна о Греции, о море, о жизни вдали и потерях, которые навсегда останутся в человеческих сердцах. Кто-то из слушателей даже всплакнул, кто-то, несмотря на прекрасное исполнение, решил, что это уже слишком, кто-то испугался приблизившихся хмурых людей зрителей стало меньше. Мурат непроизвольно сделал ещё один шаг вперёд, сам не зная, зачем, словно хотел закрыть Анну собой. Но ничего страшного не случилось, песня просто закончилась, артисты поблагодарили зрителей, и поредевшая толпа медленно начала расходиться. Хмурые люди затерялись где-то в ней.
К Мурату подскочила Агапи, расспрашивая о впечатлениях. Она возбуждённо подпрыгивала и откуда в ней столько сил? Мужчина улыбался, рассеянно произнося в ответ какие-то слова одобрения, а сам тем временем размышлял о том, как бы напомнить Анне о данном ею обещании. Но женщина сама подошла к нему, поблагодарила за присутствие на выступлении и спросила, насколько удобным будет, если её друзья-музыканты отведут Агапи поужинать в таверну Мурата и сами останутся там, пока Анна и Мурат будут отсутствовать. Мужчина опустил глаза и сказал, что с удовольствием предоставит такому замечательному трио музыкантов отдельную комнату.
Отлично, улыбнулась Анна, тогда все мы сегодня поужинаем и переночуем у вас. Так будет удобнее собираться, ведь эта ночь наша последняя в Трапезунде. Мы уезжаем завтра
Мурат лишь кивнул, а Анна дала Агапи материнские наставления и отпустила с музыкантами.
Куда теперь? Женщина повернулась к Мурату.
Искупаемся? Вода сейчас, как молоко.
Сердце Мурата в очередной раз ёкнуло, но слова прозвучали, и отступать было некуда. Анна загадочно улыбнулась в ответ:
Идём. Полная луна, купаться одно удовольствие.
Бело-серебристый диск луны заливал лениво волнующееся море ярким светом. Обнаженный Мурат стоял напротив Анны, удивляясь тому, как легко и не сговариваясь они оба разделись донага и вошли в тяжелую маслянистую воду.
Анна была небольшого роста, да и фигура её, как сказали бы сейчас, не вписывалась в идеальные стандарты: покатые плечи, полноватые груди и руки, округлый, выдающийся вперёд мягкий животик, выраженные полусферы ягодиц обнаженная, она походила на чуть более худую копию Венеры эпохи палеолита. Но в этой выраженной телесной мягкости и округлости настолько ярко проявлялись трепетная, чувственная женственность и манящая, обволакивающая, как масляные воды темного моря, женская сила, что кровь Мурата начала петь, а всё тело его потянулось навстречу первородному, зовущему, томящему желанию
Смущаясь закономерной реакции своего тела, которую невозможно было скрыть, Мурат всё же поддался могущественному притяжению тел. Он подошёл ближе к Анне, раздвигая бёдрами воды тёплого ласкового моря. Несмело дотронулся до женских плеч, позволил ладоням скользнуть на талию и уже увереннее притянул женщину к себе. Анна со вздохом прильнула к его груди. Мурат прижал её рывком, похожим на движение кинжала, стремящегося войти в ножны. Её тело пахло морем, оно отдавало нежное тепло, закрывая грудь мужчины от ночного бриза, щекочущего прохладой мокрую кожу. От этого контраста прохлады и тепла, от зефирной мягкости женского тела, сладко обволакивающего упругую жёсткость его, мужского, волоски встали дыбом: словно электрический разряд пробежал вдоль позвоночника, разжигая огонь по всему телу. Дыхание мужчины стало прерывистым и частым, в ответ Анна подняла лицо, и Мурат прижался губами к её губам. Сперва резко, будто отчаянно, боясь упустить шанс. Замер. Анна ответила, подавшись всем телом вперёд и, полуоткрытым ртом, приглашая его продолжить. И мужчина накрыл женские губы своими, завоевывая, подчиняя, проникая языком в горячий влажный рот, вливаясь в него, вкладывая в страстный поцелуй всю телесную тоску и жажду взаимности.