Сергею не хотелось втискиваться в гущу блестящих от пота и распаренных солнцем тел. Он уходил вверх по течению Днепра, где меньше было песка, отсыпался часа два, а после купался до одури.
Волюшка! Без высоких погон, приказов, длительных поездок в деревню Выползово, возле которой стояла пехотная дивизия с сержантской школой, и в которой Сергей отбирал кандидатов для поступления в Высшую школу КГБ.
В одно из воскресений он и познакомился с Никой.
Спасибо, сказала девушка, когда лохмач, грозясь убить и Сергея, и её, забирая по-пластунски песок, отполз.
Ника.
Тёплая, вздрагивающая, влажная, узкая ладошка. Каштановый, коротко стриженый волос и переливающиеся испугом тёмные глаза.
Проводите меня, пожалуйста, она надела серые брюки, попрыгав на одной ноги, накинула на слегка округлившиеся плечи мужскую белую рубашку, закатав рукава выше локтей с двумя ямочками на каждом, а то он действительно убьёт ещё. А я драться не умею, виновато добавила она. Убегать могу.
Он больше приставать не станет.
Как она была похожа на мальчишку! Даже разговором.
Нормальный мужик. Малость перебрал, сказал Серей.
Малость, не малость, глуховато пробормотала она, бросая косые взгляды из-под слегка выгоревших черноватых бровей то на Сергея, то на захрапевшего лохмача а тюкнет и. Ника развела руками, прижав локти к бокам и разбросав ладони в сторону, как бы предлагая Сергею додумывать последствия.
Переходя от одного берега Днепра на другой по перекидному мосту, Сергей узнал, что живёт Ника в Ленинграде (тогда ещё был Ленинград), работает воспитательницей в детском саду, а в Киев приехала в гости к родной сестре Наташе.
В тот вечер Сергей познакомился и с Наташей, которая оглушила Сергея и Нику восклицаниями из украинских и русских слов: О! Наконец то не одна! А то совсим таки от мужиков отбилась! А от мужиков не надо тикать!
Перестань, Наташа, приглушенный, словно сдавленный голос, Бог знаешь, что говоришь.
Чуешь, на ты, как к давнему знакомому, повернувшись к Сергею, сказала Наташа. Почему я должна переставать? Женихи гурьбой прут. Задолбали, а где Ника? А я мовчу, таки не знаю, дэ Ника.
Да никто мне не нужен.
Выходит, что брэшишь, подловила Наташа, если пришла не одна.
Просто провожатый. Женат он. Кольцо с руки не успел сдёрнуть.
Прокатила.
Сергей хотел повернуться и уйти: начнут полоскать, да ещё, как о тряпку, ноги станут вытирать, две родные сестры друг за дружку станут, но ладошка Ники захватила его ладошку. Маленькая, а сжала так, что у Сергея пальцы хрустнули.
Не обижайся, тихо сказала Ника. Разве это главное: женат, не женат.
Оце дуже добре сказано, выдавливая из голоса басовитые звуки, сказала Наташа. Жизнь из женатых делает неженатых, а из незамужних замужних. И наоборот. Сидайте, щас дуже доброго домашнего виноградного вина жахнем.
Сергей Вадимович уже и не помнил, о чём они ещё разговаривали. В памяти остались летняя деревянная решетчатая с куполообразной крышей кухня, увитая диким (девичьим) виноградом с мелкими черно синими ягодами, терпкий вкус вина, осветлённая темнота лампой из коричневого узорчатого абажура, певучий и хлёсткий говор Наташки и Ника, которая подпирала порозовевшую щёку кулачком правой руки, согнутой в локте.
Днём Сергей изучал характеристики, агентурные донесения на кандидатов в Вышку. Всё то, что в свое время писали на него.
После знакомства с Никой Сергей возненавидел дневное время. Стрелки часов двигались, словно сонные и разогнать их до нужной скорости не было никакой возможности.
На встречу с Никой он вырывался в десять, одиннадцать часов вечера. Ника ждала его на том же месте, где они познакомились.
На предложения Сергея встречаться в другом месте, где светло, люди, а здесь могут обидеть отвечала.
Я плохо знаю Киев и могу заблудиться. И мы не встретимся.
До следующего признания Сергею было рукой подать, но Сергей Вадимович, будучи ещё Сергеем, не принимал слово «люблю». Его сильное воображение при слове «люблю» доходило до мельчайших деталей, которые как бы даже раздавливали его душу. А ещё больше отречься от этого слова помогла преподавательница немецкого языка Нина Евгеньевна.
Русский скажет, говорила она, я люблю тебя! В то же время он может сказать: я люблю картошку. Немец никогда. У них оттенки. Ich liebe dich (я люблю тебя). Ich liebe Kartoffel (я люблю картошку никогда не скажет. Ich habe gern Kartoffel).
Вспоминая об этом, Сергей Вадимович приходил к мысли, что нынешнее время в слове «люблю» сделало гигантский шаг. Открыто и шумно, во весь голос шагнуло на ступеньку «секс», а там, глядишь, стараниями уличных умов вытянет на поверхность и весь любовный физиологический процесс.
В Нике Сергея поражало молчание во время бесцельных шатаний по выложенным брусчаткой улицам.
Как ты можешь так долго молчать, спрашивал он.
А что говорить, в тёмных глазах Ники проскальзывало удивление. И так всё ясно. Мы же на прогулке
Молчание Ника прерывала в гостинице, где остановился Сергей.
Ты не свободен, Серёжа. Дети.
Повторяющаяся каждое утро фраза для Сергея, за которой следовала другая фраза, но уже для себя.
А я, она выплёскивала темноту из своих глаз в глаза Сергея и подталкивала к слову, ну, ну, говори. Как называют тех, которые гуляют с женатыми мужиками?
Играла ли она или рвала свою душу злостью на себя Сергей не мог понять, глаза её оставались сухими, как не мог понять это и Сергей Вадимович в воспоминаниях, тускневших, как и глаза Ники при её следующих словах: распушённая девка я, хотя до тебя ни с кем не встречалась. Жила в закрытой раковине, а потом раскрыла свои створки. Влипла в женатого.
Время срезало августовские дни. Месяц спешил к своему концу. Подходило первое сентября, и Ника стала собираться в Ленинград.
Мне ещё две недельки нужно поработать в Киеве, и я приеду к тебе в Ленинград, сказал Сергей.
Навсегда?
Улыбка с горчинкой.
А жена и дети? Оставишь?
Не отнять у Ники умение заменять «горчинки» на насмешливость.
Первые годы Сергей жену любил, но её вопросы, когда мы, наконец, уедем за границу, ты обещал, я здесь уже жить не могу выбили его чувство.
Так думал Сергей. А у Сергея Вадимовича были другие думки: не любил, а женился из-за юношеского неокрепшего и задорного чувства, из-за желания, а не из- за созревшего чувства мужчины.
Да, дети, отвечал Сергей. Ты свободна.
Была, отвечала Ника.
Однажды Ника в ресторане «Метро» спросила Сергея о его профессии.
Военный офицер, брякнул подвыпивший Сергей.
А разве бывают гражданские офицеры?
Пошутил. Сергей попытался заклеить прокол. Окончил Сумское артиллерийское училище.
Понятно, улыбка пробежала по лицу Ники. Поэтому ты не в военной форме, а в гражданке на Владимировку ходишь. Случайно увидела. Там же украинское КГБ.
Вызывали. А что офицер не может ходить в гражданке.
Может. Наверное, спрашивали, как пушки в сумской дивизии чистят. Только врать тебе не к лицу. Ладно. Оставим эту тему. Она ничего не изменит в наших отношениях. Артиллерист ты или какой-нибудь ещё атеист или ист для меня всё равно.
В Ленинград Сергей провожал Нику с аэропорта «Борисполь».
Замкнуло память Сергея Вадимовича или он сознательно подавляет её. Ему бы вспомнить руки Ники, её глаза, ладошку, да забивают слова.
Я приеду, Ник, через две недели. Я приеду
Приезжай, словно чужому ответила Ника, когда они входили в здание аэропорта, а когда она садилась в автобус, подвозивший пассажиров к трапу самолёта, отбила слова обратно. Езжай в Москву. Дети.
После отъезда Ники Сергей стал заглядывать чуть ли не каждый день вечерком в вино водочные магазины и отсиживать в гостиничном номере до слипания глаз.