Ну, и пусть депортируют! А я всё равно останусь, не дамся им!
В слезах я дошла до Старого Дуба, долго плакала, приложившись к его толстому стволу, вспоминала отца, мать, бабушку Егорью, Олега. Все они нашли покой на Острове. Дуб молчал, укрыв меня от палящих лучей Солнца своей нежной ласковой листвой. Затем на кладбище пошла, сидела возле могилок, говорила с теми, кто был близок мне, но кто ушёл.
Вернувшись в своё укрытие, я развела огонь, вскипятила воду и заварила вермишель быстрого приготовления, поела. Портрет Ани я решила дописать там, возле Дуба, там и вдохновение бывает, и невидимая поддержка Великого Древнего Дуба чувствуется. Лицо получилось какое-то грустное, но такое родное, близкое сердцу. Аня, Аня моя, где же ты? Долго ли я продержусь на Острове среди этих чужих узкоглазых людей? Когда я вернулась в свою пещеру, меня там ждал сюрприз. Едва моё сердце не выпрыгнуло и груди, когда я поняла, что не одна, а чьи-то глаза внимательно наблюдают за мной. Взгляд я почувствовала, поэтому обернулась. Миска с лапшой выскользнула из моих рук от страха и неожиданности и тут же очутилась на уже нагретых камнях пещеры.
У него были чёрные волосы и узкие глаза и одет он был в яркую оранжевую футболку и джинсы. Стройный худой.
Ой!
Я побросала со страху кисти, мольберт с портретом Анны и принялась бежать, куда глаза глядят.
«Господи, богородица, помоги, спаси от погибели!»
Эй, эй! кричал он вдогонку.
Сердце моё едва не выпрыгнуло из моей груди, я отчётливо слышала, как оно билось где-то внутри, будто, о рёбра, затем замерло. Я чувствовала предобморочное состояние, но всё-таки заставила себя обернуться назад. Всё случилось слишком быстро, слишком неожиданно, а мне было жаль оставлять свой мольберт с дорогим мне лицом. Я видела издалека, как японец (он был довольно молод, и, наверное, по-японски хорош собой), поднял мой мольберт, взял неоконченную картину в руки и долго-долго разглядывал её. Я чувствовала себя осквернённой, поэтому всё пытливее и пытливее вглядывалась в пещеру и фигуру незнакомца. Что он собирался сделать с картиной? Я так нуждалась в защите в тот момент, но все, кого я знала, кого любила, покинули остров несколько дней назад. Я чувствовала себя преданной ими всеми.
Только вековой Дуб хозяин острова и сама родная земля, куда я, как и этот Дуб, вросла всем своим существом, могли дать мне силы, вселить в меня надежду. Только они одни, ибо сил у меня давно никаких не было.
Затем он посмотрел на меня, так как поняла, что я никуда не убежала, а всё так же внимательно всматриваюсь в него, как и он, в мою картину. Я увидела, как он сделал мне знак приблизиться к нему. Что оставалось мне делать? Я сделала первые неуверенные шаги в сторону пещеры. Желудок нервно урчал от голода, но мне было сейчас совсем не до еды. На свой страх и риск я неуверенно приблизилась к незнакомцу. Он всё ещё был занят разглядыванием моей работы, затем показал на себя и произнёс:
Хашимото.
Это что, твоё имя? спросила я, смотря на него.
Он энергично закивал, как могут кивать только японцы. Я не думала раньше, что они могут быть такими красивыми После этого японец Хашимото показал на меня.
Что? Ты хочешь знать моё имя? вновь спросила я его, всё ещё сомневаясь в том, что он способен понять меня.
Он вновь кивнул.
Меня Светой зовут.
Свэта?
Да, Света.
Он снова показал на меня.
А ты хочешь знать, что я тут делаю, и откуда я взялась?
Он закивал.
Я ниоткуда не взялась, я всегда здесь жила, это моя родина.
Нет никого, сказал он.
Мне стало легче, потому что незнакомец знал русский язык, говорил он с большим акцентом, но, всё же, я понимала его.
Они.все уехали после того, как..Остров продали вашей стране.
Он снова показал на меня.
Я? Ты хочешь знать, почему я здесь осталась?
Он кивнул:
Хочу знать, Свэта..
Не смогла я. Здесь похоронены мои родители, мой жених. Здесь прошло моё детство, здесь я родилась. Здесь бабушка моя Егорья, она.она умерла пять лет назад.
Японец улыбнулся.
Почему ты улыбаешься?
Хашимото понимай Свэта.
А откуда ты русский-то знаешь?
Хашимото работал во Владивостоке год, сказал японец.
Ты работал в течение года во Владивостоке? спросила я.
Да.
Он всё ещё держал мою картину, и это смутило меня.
Я раньше в школе рисование преподавала, когда здесь ещё школа была. А сейчас пишу картины. Так руки сами тянутся к краскам и кистям.
Я посмотрела на свою работу. Лицо моей младшей сестры Ани получилось живым.
Тебе что, нравится?
Да, очень хорошо. Хашимото нравится.
Это портрет моей младшей сестры Ани. Она уехала во Владивосток, затем в Хабаровск и живёт там.
Глава 4
«Знакомство с тропами прошлого»
«Он смотрел на меня,
А я пыталась проникнуть в его мысли.
Но тень прошлого мешала мне сделать это,
Я не могла сосредоточиться..»
(Мысли на досуге).
.Хашимото приходил ко мне в пещеру каждый день, и всё чаще и чаще я ловила себя на мысли, что я жду его. Я объясняла это тем, что на Острове больше никого не осталось, кто был бы близок мне, кто понимал бы меня, а Хашимото оказался единственным, с кем я подружилась, и это было неожиданно.
Оказалось, что после продажи Острова Надежды японское правительство намеревалось превратить остров в экологически чистый курорт для японцев, а также для туристов. Начались строительные работы, а Хашимото был хорошим архитектором, и строительная компания специально наняла его для проектирования.
Два года я не имел постоянно работы, объяснял Хашимото, в то время, как я была занята портретом Ани. Я хотела непременно, во что бы то ни стало его закончить.
После смерти Йоко я ничего не хотел.
Он говорил с акцентом, но, всё же, постепенно я научилась его понимать.
Йоко это кто?
Он, как будто, покраснел, затем лицо его сделалось бледным, посмотрел упавшим взглядом на меня.
Йоко была моей невестой, наконец, сказал он, мы хотели пожениться три года назад, а затем у неё обнаружили лейкоз. Она была совсем слаба. Я думал, что надежда была, но всё оказалось напрасным, моя Йоко умерла в Германии в самой престижной онкологической клинике, куда попасть не так-то просто.
Я отбросила свою работу и долго смотрела на него, вытерла руки и слегка прикоснулась к его плечу.
Я сочувствую Вам, Хашимото.
Он наспех вытер слёзы, казалось, ему было стыдно показывать их перед женщиной.
У меня тоже жених погиб во Второй Чеченской. Его Олегом звали. Он здесь на Острове похоронен недалеко от могилок моих родителей и бабушки. Хотите, я покажу Вам?
Он кивнул:
Да, толко.
Что «только»?
Нужно быть очень осторожными. Вас могут заметить и депортировать с Острова.
Ах, да я и забыла, я, ведь, уже здесь чужая.
Я мне нужно идти. В лагере строителей меня тоже хватятся, но не волнуйтесь, Свэта. Я приду сюда, когда будет ночь.
Он оставил мне продукты, питьевую воду и собрался уходить, но я задержала его.
Скажите, Хашимото, Вы, ведь, не хотели бы, чтобы меня депортировали?
Он вновь смутился, затем на его симпатичном лице появилась улыбка, такая же, как у японцев.
Нет, не хочу.
Это не может продолжаться долго, Хашимото, однажды это случится.
Я что-нибудь придумаю, Свэта.
Он удалился, и я снова осталась одна в тёмной пещере. Снаружи слышался неистовый плеск Океана.
..На следующий день Хашимото принёс мне свою японскую еду и, видя, что я совсем не умею её употреблять, начал терпеливо показывать мне, как следует есть то или иное блюдо. Еда была аккуратно упакована в пластиковые стаканчики. Он вскрыл несколько пакетов, удалив с них защитную плёнку, залил кипятком из термоса. В пещере запахло довольно специфически, и этот аромат чем-то напоминал море, но это был очень тонкий едва уловимый запах.
Это суп «мисо», объяснил Хашимото, показывая на стаканчик с какой-то зеленоватой жижей.
Мисо?