Впрочем, если считать музыку пищей любви, сегодня публике подавали бутерброды. После первого акта искра из представления ушла.
Нянюшка покачала головой.
Позади, из теней, выступила некая костлявая фигура. Вскинув руку, она потянулась к ничего не подозревающей нянюшке… Но тут нянюшка Ягг обернулась.
– О, привет, Эсме. Как ты сюда пробралась?
– Билеты по-прежнему у тебя, так что мне пришлось побеседовать с билетером по душам. Но через пару минут он придет в чувство. Что тут у вас происходит?
– Разное… Герцог вот спел длинную песню про то, что ему нора идти, потом граф спел песню о чудесной весенней погоде. А еще с потолка свалился покойник.
– Но для оперы это ведь нормально?
– Как сказать.
– А-а. Знаешь, в театре, если долго смотреть на мертвые тела, начинаешь замечать, что они на самом деле шевелятся.
– Это тело вряд ли зашевелится. Удушение. Кто-то тут развлекается тем, что убивает людей. Я поболтала немного с балеринами, много чего узнала.
– В самом деле?
– Они все в один голос твердят о Призраке.
– Гм-м. Носит черный оперный костюм и белую маску?
– А ты откуда знаешь?
Матушка самодовольно улыбнулась.
– Лично я ума не приложу, зачем кому-то может понадобиться убивать людей в опере… – Нянюшке вдруг вспомнилось выражение лица госпожи Тимпани. – Ну, разве что другим людям в опере. Ну и еще музыкантам. И пожалуй, кое-кому из публики.
– Я не верю в призраков, – решительно заявила матушка.
– О, Эсме! Ты ведь знаешь, у меня в доме их живет не меньше дюжины!
– О, я верю в призраков,– ответила матушка. – В настоящих призраков, грустных и печальных, они болтаются вокруг да около и воют, воют… Но я не верю, что они убивают людей или пользуются холодным оружием. – Она отошла на несколько шагов. – Здесь призраков и так хватает.
Нянюшка молчала. Когда матушка слушает, не прибегая к помощи ушей, лучше помалкивать.
– Гита?
– Да, Эсме?
– А что такое «Белла Донна»?
– То же, что ядовитый паслен, только красивей.
– Так я и думала. Ха! Каков нахал!
– Но на оперном языке это значит Прекрасная Женщина.
– В самом деле? О! – Подняв руку, матушка дотронулась до твердого, как железо, пучка волос. – Глупости все это!
…Он двигался как музыка, как человек, который танцует в такт ритму, что звучит у него в голове. И на короткое мгновение, когда его лицо озарилось лунным светом, стало видно, что его лицо – это череп ангела…
После дуэта опять последовала овация. Публика аплодировала стоя.
Агнесса незаметно растворилась в хоре. Оставшуюся часть акта делать ей особо было нечего – разве что танцевать или, по крайней мере, двигаться как можно ритмичнее вместе с остальными цыганами во время цыганской ярмарки. Ну и еще слушать, как герцог поет про прекрасную погоду летом в деревне. Драматически воздев руку над головой.
Она вглядывалась в закулисный мрак.
Если нянюшка Ягг здесь, то и эта, вторая, тоже неподалеку. Не надо было писать эти письма домой… А и ладно. Им все равно не удастся утащить ее обратно, как бы они ни старались…
Остаток оперы прошел без смертей – по крайней мере, без тех, что не требовались по сценарию, долгих и красивых. Правда, возникла небольшая суматоха, когда одного хориста едва не пришиб мешок с песком, который случайно столкнули с верхнего помоста работники сцены, поставленные там, чтобы предотвратить дальнейшие «несчастные случаи».
Представление закончилось бурными аплодисментами. Большая их часть предназначалась Кристине.
А затем занавес упал.