Сперва ехать было несложно. День стоял ясный, на душе покойно, и погода, что называется, сопутствовала. Однако после обеда стало замолаживать. Небо скучнело, серело. Невесть откуда взявшийся ветер пригнал с юга тяжёлые шапки снеговых туч. Повалил снег, все более усиливающийся.
Вскоре сделалось темно, как ночью. Мой Павлин перешёл с рыси на средний шаг, а затем и вовсе накоротке. Я же плотнее захлопнул тулуп, кляня себя за то, что влез в авантюру.
Вскорости сани пришлось и вовсе остановить, поскольку небеса и земля вконец слились и стало решительно непонятно, куда ехать. Куда ни кинь, всюду в беспросветной мгле простиралось бело-серое покрывало с клонящимися былинками костреца.
Закутавшись в рогожу, я стал обдумывать то бедственное положение, в котором очутился. Вдруг снежная пелена в одной стороне словно бы озарилась огнями маяка. Туда-то я и направил полозья саней. Терять было уже нечего: так и так мне грозила неизбежная гибель в метели. Даже случись впереди разбойничье логово, я бы, наверное, и ему был рад.
Но это оказалось не оно. Вскоре из пелены выросли очертания сложенного из камня здания, показавшегося мне замком. С одной стороны его прикрывала отвесная серая стена без малейших намёков на окна. С другой притулился маленький обветшалый кирпичный домик, образуя, таким образом, в середине проход. С ржавой крыши обозревал окрестности единственным глазом круглый фонарь, заливая все вокруг жёлтым светом. По всей видимости, его-то я и принял издали за маяк. По стене замка тянулась грозная надпись багровыми буквами на незнакомом языке.
Мёртвые деревья со скрипом шевелили в снежной круговерти голыми ветвями. Ужасно пахло. От земли поднимался удушливый туман, источавший отвратительные миазмы, заставлявшие лёгкие заходиться кашлем, а глаза резать и слезиться.
Через пару шагов тропа пошла на подъём и её перегородил красный с белыми полосами шлагбаум. Стояла тишина, прерываемая скрипом деревьев и фырканьем Павлина. Ему тоже было не по себе от этого места.
Я хотел уже развернуться, чтобы двинуть обратно. Но увидел, что сзади дорогу мне заступили двое. Откуда они взялись? Пока я гадал, из домика вышли ещё три человека, взяв, таким образом, сани в окружение.
Пятнистые наряды с капюшонами защищали незнакомцев от непогоды, лица скрывали чёрные клювастые маски. В руках они держали фантасмагоричного вида ружья. Что за диковинный маскарад?
Приблизившись, незнакомцы стали издавать какие-то звуки. Уразумев, что я нахожу их речь неясной, жестами приказали идти за собой. Двое при этом вызвались сопровождать меня, а трое других остались охранять шлагбаум.
Сочтя за благо не перечить, я привязал Павлина вместе с санями к дереву и пошёл в указанном направлении.
В пути выяснилось, что я попал в город, начало которому положила оставшаяся за спиной застава. И замок был никаким не замком, ибо над ним торчала заводская труба. Её одиноко торчащий из тумана перст ещё долго мстился вдали, даже когда само здание целиком исчезло из виду
Некогда величественный и обширный, ныне город был мёртв и покинут. Совсем недавно здесь бушевало сражение. Пустые коробки высоких домов с провалившимися крышами иссекла картечь, и из оконных проёмов печально вырывался огонь. Широкие мостовые завалили обломки битых кирпичей и булыжники, а фонари скрутил узлом неведомый силач. Он же повалил на перекрёстках путевые знаки и разбросал останки корпусов невысоких по грудь человеку затейливых экипажей с маленькими толстыми колёсами, похожих на кареты.
Все, от ансамбля домов, вплоть до отделки фонарей твердило о футуризме. Чудно! Я крутил по сторонам головой, дивясь, словно пилигрим, впервые попавший в город Рим.
Вскоре наш путь упёрся в этажное здание, казавшееся нетронутым в сравнении с остальными. Рядом стыла во мгле изящная башенка из чистого железа, сплошь опутанная телеграфными проводами. Верхушку её облепили белые тарелки, больше похожие на гнезда, бока закрывали щиты.
Поднявшись по лестнице из серого камня на второй этаж, мои сопровождающие постучали в одну из дверей. Издав звук неподмазанного колеса, она отворилась. Мы вошли.
Взору представилась квартира из одной комнаты с потрескавшимся потолком, грязными выцветшими обоями и куцым, вытоптанным ковром под ногами. Олеографические портреты с надписями или без оных украшали стены. Некоторые художественно изображали людей в точно такой же одежде и масках, как у моих vis-a-vis. С других на гостей таращились животные.
Возле порога бессильно раскинул по вазе увядшие листья цветок фикус, а рядом с ним высилась тумбочка на тонких ножках странного вида и неясного назначения. Передняя стенка её являла собой округлое тёмное стекло, сбоку которого имелись ручки для поворота.
Невзирая на то, что окна забили или заложили, комната хорошо просматривалась за счёт света, падавшего от люстры. Вообще, роскошь в этом месте удивительным образом сочеталась с нищетой. Так, комод с посудой из чистейшего хрусталя стоял напротив книжного шкапа. И оба при этом выглядели так, словно хозяева давно перестали обращать на них внимание, держа в небрежности. Либо им исполнилось столько же лет, как и пророку Мафусаилу.
На улице за стенами дома сиротливо плакал и выл ветер. Веяло сырьём и холодом, как из погреба. «Плохо в такой день бесприютным!» подумал я, забывая о собственных мытарствах.
В середине комнаты на диване сидел человек, одетый в кожаную куртку и плотные штаны и, протянув конечности к бежевому ящичку, грелся. Лицо его тоже скрывала маска, но другая, из светло-серого материала с хоботом и зелёным бочонком на конце. Когда я подошёл ближе, то ощутил, что от ящика в самом деле исходят волны тёплого воздуха. Что за оказия?
Тут сопровождающие отдали сидевшему честь, из чего я заключил, что это солдаты, а он их командир. В воздухе раздались шипение и писк. Удушающий, в высшей степени неприятный запах, преследовавший нас на протяжении всего пути, исчез. (Хотя здесь надобно заметить, что я и до того дышал достаточно свободно, пусть и делая это без особой приятности).
Со вздохом облегчения люди в комнате сняли маски и жестами предложили мне сделать то же самое. Я испуганно попятился и покачал головой. Тогда один из солдат, засмеявшись, сделал внезапный шаг вперёд. И, больно ухватив меня за нос, стал тянуть.
Я закричал от боли. Солдаты зашумели, переглянулись и вскинули ружья. Испугавшись, что они откроют пальбу, я стал незаметно пятиться к двери, а после повернулся и бросился бежать со всех ног.
Вовремя! Пуля просвистела мимо, выщербив выкрашенную во времена оно зелёной краской стену. Я нёсся по лестнице, кляня собственную неповоротливость, а с верхнего этажа доносились крики преследователей.
Быстро распахнув парадную дверь, я выскочил на улицу и укрылся в развалинах соседнего здания. Солдаты вместе с командиром высыпали наружу и стали водить дулами ружей по сторонам. Однако стремительность, с которой я действовал, сделала своё дело. Видя, что их оставили с носом, преследователи разбились на пары и принялись прочёсывать местность.
Сидя за камнем, я похолодел: один из солдат оказался буквально в метре от моего убежища и собирался войти внутрь! Положение складывалось отчаянное: сделай он это и моё инкогнито было бы немедленно раскрыто! Сердце страшно билось, дыхание спёрло «Ну, быть бане!» подумал я.
Внезапно на улице раздался трубный механический вой. Командир зашумел, и весь отряд, повесив ружья на плечо, дружно побежал прочь.