Вошёл немолодой мужчина в длинном мокром плаще, из-под которого виднелся кавалерийский мундир, и сделал галантный поклон. Это был тот человек, который преградил дорогу фон Баркету часом ранее.
Добрый вечер, шевалье, размеренно произнося слова, поздоровался священник, не открывая глаз. Как обстоят дела в Пуату?
Всё под нашим контролем, монсеньор. Я только что оттуда и могу сообщить из первых рук, что мужские монастыри поставляют нам преданных воинов, а женские вдохновляют их на подвиги. Также мне стало известно, что в Леже и Сенте появились два новых мецената, которые по первому Вашему требованию готовы вложить деньги в кампанию против Испании.
А Ла-Рошель? не открывая глаз, осведомился епископ.
Ла-Рошель спокойна как никогда, монсеньор, с поклоном ответил кавалерист. В ближайшее время она не станет нам помехой. Гугеноты присмирели, словно ягнята, лишившись большинства своих лидеров.
Седой епископ открыл глаза и внимательно посмотрел на посетителя.
Что слышно о Нантской вдове?
Ничего, Ваше Преосвященство. После Рокруа[13] как в воду канула. Её войско разбило лагерь близ побережья, но никаких указаний присоединяться к французской армии от графини не поступало. Говорят, она по-прежнему занята личными счётами с убийцами мужа и не вмешивается в политику.
Ей мало смерти Майенского? не меняя интонаций, задал риторический вопрос епископ. Что ж, пусть вдова занимается вдовьими делами. Сделайте так, чтобы эта добрая весть всегда была именно таковой, шевалье.
Кавалерист поклонился, понимая приказ епископа без пояснений.
Вы сегодня же отправитесь с депешей к моему племяннику, вынимая из ящика стола холщовый мешочек и бумажный свёрток, произнёс священник. Вот пакет и деньги на дорогу. Передайте на словах, что я желаю видеть его лично и как можно скорее. Пусть оторвётся от своих сердечных дел и приедет ко мне. Я уже стар, и хочу попрощаться с маркизом до того, как предстану перед Всевышним.
Кавалерист снова почтительно склонил голову и аккуратно сгрёб вещи со стола.
Я могу идти, монсеньор?
Идите, шевалье.
Глава 5. Подруги
Ленитина открыла глаза и поняла, что она всё ещё находится в той отдельной келье, где потеряла сознание несколько дней назад. С удивлением девушка почувствовала, что голова её легка, а мысли светлы. Воспитанница поняла: болезнь отступила.
Присев на кровати, мадемуазель де Сентон огляделась и сосредоточилась, чтобы вспомнить, что с нею произошло. Но половина событий последних дней словно выпала из памяти брюнетки. Лишь одно Ленитина помнила, как «Отче наш» мать Мадлон безапелляционно решила упечь её в монастырь. «О Боже, как это несправедливо! к собственному удивлению по-французски, а не на латыни[14], взмолилась Ленитина, вмиг сложив ладошки вместе и обратив взор к распятию в углу. Ты ведь не допустишь этого, Господи! Зачем тебе я? У меня в сердце живёт любовь к земному мужчине тебе не нужна такая невеста!»
Видел бы кто её сейчас со стороны, залюбовался бы, как на искусное творение великих мастеров. Во время молитвы лицо красавицы всегда становилось ангельски-чистым и одухотворённым. И французские мысли, обращённые к Богу вместо латинских стихов, ничуть не испортили этого впечатления просьба девушки была абсолютно искренней.
Разговор с Создателем прервали тяжёлые шаги в коридоре. Ленитина вмиг съёжилась и забилась в угол кровати. Снова противный скрежет замка́, и тяжёлая дверь вновь с отвратительным скрипом открывается, чтобы впустить аббатису в келью затворницы. Мать Мадлон вошла медленно, лениво передвигая своё тучное тело.
Элена-Валентина де Сентон! грубо позвала она девушку, но Ленитина промолчала. Тогда аббатиса повторила призыв: Элена-Валентина де Сентон!
Ответа вновь не последовало.
Ты уже поправилась, мне это сообщили, проговорила мать Мадлон. Собирайся через два часа нас ждёт Его Преосвященство. Он благословит тебя.
Воспитанница подалась вперёд, издав истошный крик:
Но матушка!
Молчи! оборвала девушку аббатиса. Неужели ты по сей день не покорилась воле Бога?!
Но я не могу стать монахиней, матушка!
Можешь, ещё как можешь! твёрдо сказала женщина и схватила затворницу за запястье.
Ленитина задрожала всем телом от страха, смешанного со злостью.
Через четыре дня ты будешь уже далеко и от Серса, и от мирских забот. Поэтому сегодня я разрешу тебе проститься с подругами, словно смягчившись, произнесла аббатиса и отпустила руку девушки.
Спасибо, матушка, едва выдавила из себя Ленитина, чувствуя, как кровь отлила от сердца.
Благодари за это маленькую Фантину. Она за тебя очень хлопотала. Соскучилась. А я не могу отказать сиротке. Вставай!
Девушка нехотя подчинилась.
Сейчас пойдёшь с сестрой Сабриной до пансиона, заодно приведёшь себя в порядок, переоденешься. Но не мешкай! Через два часа епископ ждёт нас!
Развернувшись, монахиня направила своё тучное тело к выходу и даже не удосужилась запереть дверь. Сентон тяжело перевела дух. Через мгновение на пороге появилась сестра Сабрина.
Как ты себя чувствуешь, Элена-Валентина?
Не знаю, пробурчала Ленитина и взялась одной рукой за щёку. Я очень хочу уйти Уйти отсюда навсегда!
Так пойдём скорее, обняв воспитанницу за талию, ласково проговорила монахиня.
Нет, ты меня не поняла! упрямо качнула головой красавица, и светлое покрывало сползло с её чёрных кудрей на плечи, обнажив голову. Я хочу вообще покинуть это место! И монастырь, и пансион! Я хочу домой!
Прекрасный, но такой измученный взгляд Ленитины с мольбой обратился к монахине. Но сестра Сабрина отрицательно покачала головой:
Что ты такое говоришь, ангелочек мой? Что за мысли перед постригом? Это всё от лукавого!
Мадемуазель де Сентон предпочла не тратить время на пустые разговоры с доброй, но недалёкой Сабриной и отправилась под её конвоем в пансион.
Воспитанницы по своему обыкновению сидели в классе. Одни шили, другие вышивали, третьи просто болтались без дела, расхаживая из угла в угол. За окном весь день лил противный мелкий дождь, и от этого на душе каждой скребли паршивые кошки.
Классная дверь почти бесшумно распахнулась, и на пороге появилась Ленитина в измятом и замызганном балахоне. Воспитанницы на миг замерли. За месяц, проведённый после возвращения из дома за монастырскими стенами, девушка заметно похудела и побледнела.
Сестра Сабрина молча закрыла дверь, предпочитая не мешать пансионеркам.
Лен со слезами на глазах первой прошептала златокудрая Маркиза и сделала шаг к подруге. Феечка, как ты истощилась!
В тот же миг остальные соскочили со своих мест и окружили Ленитину. Добрые возгласы девочек слились в единый гам, как звонкие ручейки сливаются в шумный горный поток, и Сентон не могла разобрать, о чём именно подруги её спрашивают. Когда страсти вокруг возвращения затворницы улеглись, в комнате раздался низкий грудной голос Маргариты:
Лен, мы сделали всё возможное, чтобы твои родители почувствовали неладное в послании аббатисы. Не нужно быть пророком, чтобы догадаться, что именно она им написала.
Спасибо, девочки, мягко улыбнулась Ленитина. Но я уже потеряла всяческую надежду на спасение. Мать Мадлон слишком жёстко готовила меня к мысли, что мне больше не видать свободы.
Лен, не надо так говорить, приблизившись к подруге и взяв её за руку, проникновенно произнесла Бофор. Не сдавайся, слышишь? Ещё не всё потеряно. Ты всегда можешь сказать «нет» даже у алтаря.
Мысленно Маргарита отметила, что даже месячное заточение и ежедневное давление со стороны аббатисы не навредили ангельской красоте Ленитины. «Она действительно неземная, но это не повод закрывать её в монастырь! сама себе сказала Бофор. Она слишком хороша, чтобы не достаться мирскому мужчине. Бог этого не допустит! Такие женщины должны становиться счастливыми матерями, а не Христовыми невестами».