Много лет назад, мы с моим супругом увидели этот дом будучи в путешествии по Франции, объяснила миссис Мэйн. Я в него влюбилась, и супруг купил мне его. Там мы проводили четыре месяца в году. После смерти мужа я все еще возвращаюсь туда, но пять лет назад Синтия
Ваша дочь? прервала незнакомка.
Да, у моей дочери возникло к нему отвращение. Поэтому я продала его монсеньеру Франшару. Он создал огромное состояние на войне и стал этим очень знаменит, так мне рассказывали.
Вот эта женщина, Джим. сказала Синтия с легким дрожанием в голосе.
Но подозреваемая женщина больше не выказывала никакого интереса к картине. Джим испытал страх от того, насколько сильно Синтия была сосредоточена, а ее чувства обострены. Это могло привлечь внимание особы к портьерам за ее спиной, за которыми скрывалась молодая пара. Но ничего не произошло! Странная женщина улыбнулась, поблагодарила хозяйку за вечер, пожала ей руку и захромала именно это слово пришло Джиму в голову захромала к выходу. Не было ничего более банального, чем ее уход.
Как только она ушла, Синтия проскользнула обратно через занавески и заняла место подле матери.
Мамочка, кто та особа, что обсуждала с тобой Шато Доре? спросила она, пожимая руки отбывающим гостям.
Мадам ДЭстури, ответила мать. Она была добра ко мне в Алжире. Она приехала в Лондон неделю назад и сообщила о себе. А я пригласила ее на обед.
Алжир! начала Синтия, а про себя добавила: «Я была права. Ее больше нельзя пускать в дом. Я завтра поговорю об этом с Мамой».
Теперь комната опустела, остались только ее мать, Джим и она сама.
Мы собираемся съездить на танцы, сказала она.
Мать Синтии улыбнулась.
У тебя есть ключ?
Да.
Миссис Мэйн повернулась к молодому человеку.
Джим, не давай ее оставаться допоздна. Она завтра снова поедет на танцы. Спокойной ночи, мои дорогие.
У двери гостиной Синтия сказала:
Джим, я сбегаю за накидкой, а ты заведи свою старую машину и жди меня в холле.
Она взбежала наверх и, минуя маленькую гостиную, прошла в спальню. Когда она доставала накидку из шкафа, ей послышалось легкое движение в гостиной рядом с ее спальней. Выйдя из комнаты, она увидела, что дверь на лестницу закрыта, а мадам ДЭстури сидит в кресле, ожидая ее.
На лице мадам ДЭстури больше не осталось бессмысленного выражения.
2
Я думала, вы ушли, запинаясь, проговорила Синтия.
Мадам ДЭстури улыбнулась этому детскому жесту. Ее улыбка заставила Синтию почувствовать себя ребенком, притом беспомощным, чувство, которое она очень не любила.
Конечно, я знала, что ты была за портьерами на балконе, мадам ДЭстури объяснила очень спокойно. Я спряталась в темноте гостиной и наблюдала за тобой. Я видела, как ты побежала наверх, и последовала за тобой.
Синтия была обеспокоена и раздражена. Она совершила нечто ненавистное самой себе. Она решила вести себя нахально.
Вы думаете, что поступили достойно, придя на мамин обед с целью шпионажа и вторжения? спросила она, топнув ногой и надменно подняв красивое лицо над горностаевым воротником накидки.
Я не думала о своих манерах, спокойно ответила Мадам ДЭстури. Я искала тебя годами. Этой весной меня посетила первая догадка, что это именно ты. А сегодня вечером я убедилась окончательно. Я не отпущу тебя даже во имя моих хороших манер.
Синтия не притворялась, что находится в замешательстве относительно предмета настойчивости Мадам ДЭстури.
Я ни с кем об этом не говорила, даже с мамой, сказала она.
В этом твоя вина, ответила Мадам ДЭстури с жесткостью.
Негодование сошло с лица Синтии. Теперь она была слаба. У нее не осталось возражений.
Я ненавижу об всем этом думать, сказал она в оправдание.
И все же ты думаешь.
Временами. Я не могу справиться с этим, и Синтия задрожала и запахнула на себе накидку.
Когда ты об этом расскажешь, то не будешь больше думать. Освободишься от тирании своих воспоминаний.
Синтия взглянула с любопытством, почти с надеждой на Мадам ДЭстури.
Мне бы хотелось, сказала она.
Возможно, все эти повторяющиеся кошмары, навязчивые идеи были предупреждением того, что стоит рассказать и принять наказание. Она сделала последнюю попытку уклониться.
Однажды я приду поговорить с вами, мадам ДЭстури, очень скоро. Сегодня вечером мне нужно развеяться.
Мадам ДЭстури покачала головой.
Тебе понадобится пять минут на то, чтобы все рассказать, а юный джентльмен не будет против подождать десять минут.
У Синтии не было подхода к своему нежеланному посетителю. Мадам ДЭстури была такой же неприступной, как и Джим. И она обладала огромной властью, которую ей давала цель, незабываемая ни на час в течение десяти долгих лет. Молодая девушка, добрая, самостоятельная, изысканная и благородная от макушки до кончиков пальцев. Несмотря на свою веру, что мир принадлежит исключительно молодым, она послушно сидела перед лицом обыкновенного и довольно невзрачного собеседника и зачитывала свой рассказ. Чтение наиболее подходящее слово. Ее воспоминания были такими непрерывными и ясными.
3
Захватывающие события происходили и в нашей маленькой деревне. Однажды утром я обнаружила, как старый школьный учитель и мэр Полидор Кромек катили два больших столба на дорогу и закрепляли их тяжелой цепью.
Пусть теперь шпионы приходят! закричал Полидор Кромек. «Ah, les salauds!1 Мы будем готовы.
Он сделал большой глоток темного пива и объяснил «маленькой мисс», как он меня называл, что днем и ночью у цепи будет охрана, и никто не придет без разрешения.
Полидор развлекал меня в то время. Он был низким, приседал и шатался. У него был громкий раскатистый смех и большие руки и ноги, соответствующие ему. И он носил огромные закрученные черные усы, которые я обожала. Потому что они покрывались пивной пеной, превращавшейся в маленькие лопающиеся пузырьки. А потом он высовывал огромный язык и облизывал их. Он знал, как я обожала наблюдать за этим зрелищем, поэтому всегда старался создать маленькое представление. Я наблюдала за ним и хлопала руками, когда он заканчивал. Полидор лопался от смеха.
Хорошая маленькая мисс! Ложись спать без страха! Никто не пройдет. Courage! Courage!2
Полидор тогда все время выкрикивал: «Courage!», хотя я не могла представить зачем. Мы, конечно, знали, что во многих милях от нас солдаты вели бои, но это не было нашей реальностью. Пока. Наша деревня была в стороне от главной дороги, шедшей на восток и запад позади холма, недалеко от железной дороги. Она располагалась в местечке изгиба Морина рядом с проселочной дорогой, которая больше никуда не вела.
Три последующих недели наша деревня дремала под солнцем, а Полидор кричал: «Храбрость и мужество! Мы их достанем». Потом Полидор перестал кричать, и ходил с кислым и угрюмым лицом. А если видел меня, то пожимал плечами и говорил горько: «Конечно, это всего лишь Франция». Как будто, если я не была француженкой, то у меня были какие-то преимущества перед Францией. Повозки беженцев день за днем скрипели по дороге на другой стороне холма, а мы слышали звук тяжелых орудий, приближавшихся каждый день. Моя гувернантка собиралась переоборудовать замок под госпиталь. Однажды ночью, в последнюю ночь, когда я засыпала в Шато Доре, я вдруг услышала среди мертвой тишины совершенно новый и странный звук. Как будто мальчик бегал по дорожке и стучал палкой по железным рельсам. Так я впервые услышала пулеметную очередь.
На следующее утро, сразу после завтрака, я побежала в деревню. Весь совет деревни собрали в мэрии, а остальные жители стояли молчаливо снаружи, наблюдая за происходящим в окно. Пришли вести, что мы были окружены уланами. Все верили в это. Уланы! Были крестьяне, помнившие 1870 год3. Само это название несло панику и отчаяние. То, что произошло дальше, ошеломило всех. Из-за деревьев вышла группа из четырех мужчин в форме. Женщины и даже несколько мужчин закричали: «Уланы! Уланы!»