К. Джердженом были выделены две основные методологические установки, лежащие в основе тех или иных концепций: представления об (1) экзогенной или (2) эндогенной природе знания. Первую установку разделяли Дж. Локк, Д. Юм и позитивисты, из второй предпосылки исходили И. Кант, Ф. Ницше и феноменологи. Но конструкционизм не следует ни одной из этих традиций, принципиально отказываясь от дихотомии объекта и субъекта. И здесь мы обнаруживаем его очевидное пересечение с идеями М.М. Бахтина и М. Бубера. В свою очередь, коммуникативная концепция рациональности сближает К. Джерджена с Ю. Хабермасом. Много общего также обнаруживается в представлениях К. Джерджена и П. Фейерабенда. Истина и достоверность знания, согласно К. Джерджену, не могут быть подтверждены ни эмпирическим путем, ни следованием определенному методу. «В этом смысле пригодной может оказаться любая методология до тех пор, пока она позволяет аналитику углубляться во все более сложные обстоятельства (курсив мой. М.Г.)» (Джерджен, 1995, с. 71).
Методология К. Джерджена, на наш взгляд, представляет собой образец постнеклассической рациональности в психологии. Так, разрабатываемая им новая методологическая парадигма предполагает: 1) интеграцию теоретических и прикладных исследований посредством применения психологического инструментария для решения текущих социальных проблем (социальная аналитика); 2) переход от установок прогнозирования к повышению социальной восприимчивости посредством психологического «просвещения» общества (т.е. распространение знания становится катализатором социальных процессов); 3) поиск «социальных индикаторов», реагирующих на «психологические сдвиги» (и, продолжим, «психологических индикаторов», регистрирующих сдвиги социальные); 4) поиск методов, позволяющих дифференцировать социальные феномены по степени их исторической стабильности; 5) междисциплинарный дискурс, внимание к стратегиями и навыкам профессиональных историков, интерес к культурным контекстам (Джерджен, 1995).
Согласно К. Джерджену, ни логические доказательства, ни эмпирические методы не в силах служить подтверждением теории, поскольку все замки теорий строятся на зыбком песке постулатов, сложившихся в результате социальных конвенций. А всякое социально‐психологическое исследование есть, прежде всего, исследование историческое. Так, социальная психология для автора концептуализируется как идиографическая наука, поскольку в ней не существует универсальных закономерностей, а есть сеть взаимоотношений и
1
Представители модернизма не только оппонировали модерну: их тяготил и стиль вообще, «они стремились отбросить правила и законы, которые он диктовал, и усматривали в наличии стиля препятствие на пути к самовыражению» (Чучин‐Русов, 1999, с. 27).
2
«Слово постмодернизм следует использовать не столько в литературоведческом или искусствоведческом плане, связывая его с явлениями литературы или архитектуры, сколько во всемирно‐историческом плане», полагает Х. Кюнг (Кюнг, 1990, с. 225). Согласно Л.В. Карасеву, «постмодернизм вмещает в себя все культурные эпохи, свободно берет материал откуда угодно и применяет его где угодно. Он предлагает игру в целое культуры» (Карасев, 1993, с. 14).
3
«Изобразительные, литературные, музыкальные произведения, театр и кинематограф, относимые к этому ряду явлений, построены часто по принципу коллажа культурных символов, изобилуют цитатами, которые, свободно комбинируясь, создают новые смыслы, а также отсылками к разным авторам, историческим эпохам, культурам и субкультурам» (Чучин‐Русов, 1999, с. 28).
4
Подобно тому, как смешиваются термины «модернистский» и «постмодернистский», зачастую не различаются термины «неклассический» и «постнеклассический». В широком смысле термин «неклассический» означает все, что пришло на смену «классике», но в рамках более детального анализа уместно различать «неклассический» и «постнеклассический» стили. На смену «классике» в начале ХХ в. взрывным образом пришел неклассический стиль, плавно перетекая к концу столетия в постнеклассический. Однако последние не всегда легко разделить, и в культурологии эти различия не так очевидны, как в истории науки. Поэтому в том контексте, где речь идет об искусстве и литературе, термины «неклассический» и «постнеклассический» разведены не так строго, как там, где речь идет о науке.
«В одном художнике могут уживаться/чередоваться модернист и постмодернист», пишет И.С. Скоропанова (Скоропанова, 2001, с. 59).
5
Более того: «Критика Пригожиным не только классической научной картины мира как царства тотального детерминизма и каузальности, связанного с единственной моделью действительности и ее становления во времени, но и квантово‐ релятивистского неклассического естествознания первой половины ХХ в., способствовала выработке представлений о постнеклассическом научном и художественном творчестве как вероятностных системах с низким коэффициентом вероятности, соответствующих современному образу мира как совокупности нелинейных процессов» (Маньковская, 2000, с. 200).
6
Об истории повседневности см: Оболенская, 1990; Ястребицкая, 1991.
7
Постижение постмодернизма сродни пониманию восточных культур, требующих для этого построения «функционального органа» видения, произвольного «разворота» сознания. понимание постмодернизма предполагает повышенную рефлексивность, семантическую «бдительность» и некоторое предварительное знакомство с правилами игры. «Постмодернистский текст творит нового читателя принимающего правила множественности языковых игр, с удовольствием в них участвующего»,пишет И.С. Скоропанова (Скоропанова, 2001, с. 60).
8
Заметим, что аналогичным образом в 1911 г. Г.Г. Шпет критиковал логизм в психологии за то, что абстрактные схемы психологических теорий загораживали живую действительность.
9
«Постнеклассическая рациональность, с которой ассоциируется постмодернизм в науке, отмечает Н.Б. Маньковская, характеризуется повышением субъективности, гуманистичности, самокритичности научного познания, пересмотром таких его классических критериальных оценок, как объективность, истинность» (Маньковская, 2000, с. 199).