Для субъекта символ становится символом, только если он одновременно становится символом и для другого, что, в свою очередь, требует его осознания с различных позиций. Такое осознание включает в себя не только «позиционирование» (смену позиции, децентрацию сознания), но и интеграцию различных позиций (смыслов) при понимании или порождении символа. Несмотря на то, что внутреннее содержание символа беспредметно и арефлексивно, оно может быть осмыслено с различных позиций и представлено в различных интерпретациях, включено в различные смысловые системы. Данный элемент символической функции и предполагает способность личности по-разному интерпретировать содержание символа. Интегративный аспект символической функции сознания, на наш взгляд, играет большую роль в построении личностью целостного образа мира. В соответствии с этим, нам представляется, что часто встречающиеся попытки человека свести свои переживания (и переживания себя, своего «Я») к отдельным эмпирическим проявлениям, рассматривать их как изолированные факты, имеющие такие же изолированные объективные (буквальные) значения, следует рассматривать как уход от целостного символического видения мира. Психоаналитики назвали этот феномен расщеплением психологической защитой, состоящей в том, что все воспринимается по отдельности, не соединяясь в единое целое (Тайсон Р., Тайсон Ф., 1998).
Все три аспекта символической функции сознания, хотя и обладают определенной автономией представленности в психической жизни, существуют как неделимые и действующие как единое целое. Так, например, преобразование формы символа, как правило, сопровождается изменением способа его понимания, построением новой интерпретации. Обнаружение антиномичности символа, безусловно, предполагает совмещение хотя бы двух смысловых позиций.
Каждый из элементов символической функции обнаруживает ее особую роль в жизнедеятельности человека: первый творческое начало активности субъекта, второй способность к самотрансцендированию индивидуального сознания, третий нравственный аспект существования личности. В совокупности все три компонента символической функции можно рассматривать как основу порождения субъектности индивида, его осмысленной активности, совмещающую духовный и эмпирический план его жизнедеятельности.
Литература
Аверинцев С. Символ художественный // София-Логос. Словарь. К.: ДУХ І ЛІТЕРА, 2006. С. 386394.
Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Советская Россия, 1979.
Верч Дж. Голоса разума // Социокультурный подход к опосредованному действию. М.: Тривола, 1996.
Выготский Л. С. Собр. соч. в 6 т. М.: Педагогика, 19821984.
Зинченко В. П. Живое слово-понятие: рассудок и разум // Теоретические проблемы развивающего образования: Сб. ст. / Науч. ред. Т. М. Савельева. Минск: ПКООО «Полибиг», 2002. С. 5267.
Леонтьев А. А. Основы психолингвистики. М.: Смысл; СПб.: Лань, 2003.
Нартова-Бочавер С. К. Человек суверенный: психологическое исследование субъекта в его бытии. СПб.: Питер, 2008.
Нарышкин А. В. Строение образа мира человека и соотношение понятий «знак» «символ» и «значение» «смысл» // Вопросы психологии. 2005. 1. С. 8899.
Поляков А. М. Символ как условие продуктивного действия // Вопросы психологии. 2006. 1. С. 6373.
Салмина Н. Г. Знак и символ в обучении. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1988.
Сапогова Е. Е. Ребенок и знак. Психологический анализ знаково-символической деятельности дошкольника. Тула: Приок. кн. изд-во, 1993.
Тайсон Р., Тайсон Ф. Психоаналитические теории развития / Пер. с англ. Екатеринбург: Деловая книга, 1998.
Флоренский П. А. У водоразделов мысли. М.: Правда, 1990.
Эльконин Б. Д. Психология развития // Учеб. пособ. для студ. вузов. М.: Академия, 2001.
Эльконин Д. Б. Избранные психологические труды. М.: Педагогика, 1989.
Ячин С. Е. Слово и феномен. М.: Смысл, 2006.
В. П. Седов (Магнитогорск)
Концептуальные идеи сознания В. В. Розанова и С. Л. Рубинштейна
Интерпретацию концептуальных идей психологии сознания мы проведем на основе работ: «Цель человеческой жизни» В. В. Розанова (1892), и «Человек и мир» С. Л. Рубинштейна. Целостное сознание понимается нами и как ««массовидное тело», устроенное по социокультурным законам» (терминология Г. П. Щедровицкого), и как метафункциональный орган психологии человека.
У нас нет оснований говорить о прямой преемственности С. Л. Рубинштейна с В. В. Розановым, но напрашивается сравнение их идей о субъекте сознания и сознании субъекта в контексте категории «жизнь». Работа Розанова начинается с различения двух качеств жизни человека по критерию сознания: «Двоякого рода может быть жизнь человека: бессознательная и сознательная. Под первой я разумею жизнь, которая управляется причинами; под второю жизнь, которая управляется целью <> жизнь, управляемую причинами, справедливо назвать бессознательной; это потому, что хотя сознание участвует в деятельности человека, но лишь как пособие, не оно определяет, куда эта деятельность может быть направлена, и так же какова она должна быть по своим качествам <> Жизнь, управляемую целью, справедливо называть сознательной потому, что сознание является здесь началом господствующим, определяющим» (3, с. 21). По Розанову, сознание существует всегда, но оно выражается то в целеобразовании, действиях по достижению цели, то становится служанкой текущих задач, заимствованного проекта карьеры, но тогда сознание оказывается пособием. Примечательно, что розановское «бессознательное» это целостное качество субъекта сознания, а фрейдовское «бессознательное» одна из частных характеристик субъекта. Следовательно, сознание имеет два режима функционирования: 1) субъект сознания действует по траектории самоопределения, самостоятельно проживая субъектно-личностную проблему; 2) субъект сознания действует по аналогии, «по резьбе» мышления, навязанной или внушенной авторитетным человеком; такое сознание опасно в том смысле, что характеризует отсутствие развития человеческого в человеке. В данной интерпретации сознания снимается антиномия суждений: здесь сознание есть, а в том случае нет. Получается, что сознание нормально развивающегося субъекта это то, посредством чего он строит в себе человека, насаждает вокруг себя жизнь, совершая это на основе непрерывного сознавания органической причастности к живому и неживому миру.
При этом психика субъекта, обладая природной основой самодвижения, становится носителем социокультурного содержания сознания благодаря опыту субъекта сознания сознавать изменения в психики. Эту мысль постоянно развивает Рубинштейн.
Контекст сознания жизнь человека, которая предварительно определяется так: жизнь то, что указывает на объект, подлежащий мышлению (Розанов, 1994). Позднее мы обратимся к понятию «жизнь» Розанова. Пока же зададимся вопросом: как объект становится предметом размышления? В теории деятельности, с позиции классической психологии, предмет, подлежащий мышлению, потребность: «форма связи живых организмов с внешним миром, источник их активности» (Современный психологический словарь, 2007, с. 302). Однако когда субъект сознания оборачивает сознание на себя, то это уже не форма связи с внешним миром, а форма активности, в которой С. Л. Рубинштейн видит закон сохранения человеческого в человеке. В таком случае умственное действие субъекта по поводу себя как носителя сознания возможно, если мыслительный процесс с языкового слоя сознания переходит в чувственный (сущностный) и там субъект сумеет инициировать свободный акт сознания, временно соединенный с природным самодвижением психики. В лучшем случае петля этих переходных преобразований завершается возвышением точки сознания, что субъективно подтверждается эмоцией радости. Как является то, что станет предметом, подлежащим мышлению? Известно, что М. Хайдеггер не сомневался: мысль, подлежащая мышлению, объявляется сама: явление мысли инициируется бытием сознания субъекта. У ребенка оно проявляется, по крайней мере, в качестве хотения (в значении намерения или состояния), что нужно принимать как норму активности развивающегося человека чистого желания действовать. Оно и становится внутренним условием, обеспечивающим рождение объекта, подлежащего мышлению. Понятно, что бытие собственного сознания может быть осознано в состоянии субъектной свободы: переживания «человека в себе», сознавания чувства «не так», проживание неопределенности «ищу то, не знаю что» и др. С. Л. Рубинштейн называет это «внутренним процессом», имеющим статус «самодействующей» причины в сознании субъекта, а сохранения существования сознания «есть не только состояние, но и акт, процесс» (Рубинштейн, 2003, с. 309). Причина у Рубинштейна это особенность внутреннего самодействующего сознания, зависимая от кумулированной в человеке социальности, культуры и направленности «субъекта жизни». В юношеском возрасте направленность определяется идеалом развития, понимаемым не как содержание, а как стремление к несвершившемуся-несбывшемуся, от которого ожидается лучшее состояние и большая субъектно-личностная определенность, возвышающая точку сознания.