Стоя над ним, Топор прижал мечом его нос, сплющив его.
– Если ты и дальше будешь этим заниматься, я убью тебя.
– Я не узнал вас сначала, – взвыл великан, и контральто его голоса удивило хрупкого пожилого воина.
– Тебе нравится твоя работа? – спросил Топор.
– Да, это хорошо, когда можешь бывать в городе.
– Твой народ знает, что ты вор? – приходя в себя, спросил монах.
– Это часть моей легенды. Здесь меня знают. Ничего страшного, если и арестуют. В полиции меня тоже знают. Они думают, что я местный, и я действительно часто здесь бываю. Иногда меня на пару дней сажают под замок, а бывает, я работаю на них. Я приезжал сюда как охранник Эдрии. Здесь мы встречались, а потом отправлялись домой.
– Известно ли это его светлости?
– Мне велено встретить его здесь. Он прибудет в экипаже Кузнечиков. Терпеть не могу Кочевников. Для меня ты смахиваешь на Кочевника и небось считаешь меня «привидением».
Нимми встретил его неприязненный взгляд.
– Ты когда‑нибудь видел, чтобы Кочевник носил монашеское одеяние? – ухмыльнулся он. – А ты в самом деле «привидение»? – он почувствовал, как Вушин предупреждающе коснулся его руки, но уже было слишком поздно.
Улад зарычал и выхватил нож. Сталь, лязгнув, встретилась со сталью, клинки сошлись, и лезвие короткого меча распороло предплечье великана; все это свершилось как бы одним движением: выхваченный кинжал – рана – кинжал падает на землю, сопровождаемый струей крови. На какое‑то мгновение все застыли, после чего Вушин кинул меч в ножны и сказал:
– Сделай что‑нибудь с рукой. Рана неглубокая.
– Я думаю, он хотел заколоть меня, Топор.
– Думаешь? – хмыкнул Топор. – Ну‑ну! Кардинал предупреждал меня относительно Улада. Ему крепко не повезло с заместителем Эдрии. У этого типа есть привычка мгновенно впадать в неистовство. Но он только на время. В Новом Иерусалиме разозлились, что он счел Эдрию персоной нон грата, и специально подсунули нам Улада. Уж очень они самонадеянны.
– Почему бы его не посадить за решетку?
– Ну, во‑первых, кардинал хочет, чтобы Улад встретил того Кочевника, с которым явится, а во‑вторых, он могучий воин и занимает высокий пост в маленькой армии, которая, предполагается, будет на нашей стороне.
– Ради Бога, на нашей стороне против кого? Он один и нас двое – мы составляем троицу? Что значит «на нашей стороне»?
– На стороне нашего хозяина! – глянув на Чернозуба, рявкнул Вушин. – То‑то я сомневаюсь в твоей верности, брат Сент‑Джордж. И будь уверен, что я перережу тебе горло, если ты предашь его!
– Прошу тебя! Это же я, Чернозуб. Я просто пытаюсь понять, как он думает.
– Это не твое дело. Сиди на своем месте.
– Не ты ли объяснишь мне мое место и будешь удерживать меня на нем? Это что‑то новое.
– Объяснять его тебе я не собираюсь. И не хочу ловить тебя, когда ты сорвешься с него.
Да, это было новое – и настоящее. В первый раз Чернозуб по‑настоящему ощутил опасность, исходящую от старого воина. Коричневый Пони, должно быть, разгневался куда больше, чем ему казалось. В аббатстве его страх перед Вушином исходил из взвинченной возбудимости. Но позже он уяснил, что Вушин живет лишь для того, чтобы исполнять пожелания своего хозяина, защищать его личность и благосостояние; для Вушина это было высшими ценностями. Чернозуб, совершенно иначе понимая понятие верности, случалось, не слушался хозяина. Вушин знал это, по крайней мере догадывался, ибо монах слишком долго отсутствовал. И между ними уже не существовало прежних отношений, хотя Вушин только что спас его от кинжала Улада.