Джарад сложил ладони, уставился в темное пространство над головой и обратился к Богу: «Было ли известно, что кто‑то хочет отказаться от Святых Даров?»
– Никогда, – сказал кардинал Коричневый Пони, присоединяясь к ним. – Что, у нас тут какие‑то проблемы?
– Ровно никаких! – воскликнул Джарад, хлопая его по плечу.
– И у тебя тоже, Нимми?
– Да, у меня есть проблема. Как и когда я смогу вернуть себе мирской статус?
– Это в какой‑то мере зависит от нашего аббата.
– А если я не получу от него отпущения, то от папы? – Чернозуб перевел взгляд на Джарада, отметив, что тот полон гнева, но старается держать себя в руках; губы его еле заметно шевелились в молитве, пока он, тяжело дыша, слушал Коричневого Пони.
– В конечном итоге – да, от папы, но если аббат дает разрешение, то от папы ты получаешь его автоматически, – Коричневый Пони вопросительно посмотрел на Джарада. Тот пожал плечами.
– И столь же автоматически отказывает, если отказал аббат?
– Нет, – сказал Красный Дьякон, – возможно, папа захочет поговорить лично с тобой. В твоем случае я уверен, что захочет. Джарад повернулся к Чернозубу.
– Вроде я должен тебе исповедь? Хочешь поговорить со мной на эту тему? Когда все кончится, приходи ко мне.
– Благодарю вас, владыка!
Когда Чернозуб отошел в сторону, Коричневый Пони последовал за ним.
– Ты просто хочешь стать мирянином или ищешь предлог для ссоры с аббатом? Если ты окончательно не выведешь его из себя, он даст тебе отпущение. Предоставь событиям идти своим чередом, Нимми. Ты не доставляешь ему радости. И не ухудшай положение дел.
Монах оставил место, где они стояли в уединении. Уверенность покидала его, как вода утекает меж пальцев. Он покинул аббатство. Он нуждался в благословении Джарада или хоть в мельчайшем доказательстве, что тот даровал ему прощение. Он продолжал интересоваться распределением голосов, хотя понимал, что на самом деле Коричневый Пони хотел распространить известие, что он поддерживает Сорели Науйотта. Обман, подумал Нимми. А может, и нет. Северо‑западу, наверно, будет лучше, если папство расположится за равнинами. Новый Рим будет меньше вмешиваться в дела Северо‑Западной Церкви, чем Валана. Науйотт склоняется к немедленному возвращению, несмотря на враждебность кардинала Бенефеза к независимости северо‑запада в вопросах литургии и католического учения. Коричневый Пони сбивает со следа, чтобы гончие собаки вместо политики занялись теологией… если Чернозуб правильно понял намеки своего господина. Но с другой стороны, Сорели Науйотт, может, оказался бы и не так плох на этом высоком посту.
Снаружи непрестанно доносились выкрики: «Выбрать папу! Выбрать папу!». Порой слышалось: «Выбрать Амена! Выбрать Амена!». На площади ходили слухи, что отец Спеклберд оставил свою пещеру, поднялся в горы, и комитет граждан ищет его следы. Чернозуб, вцепившись в свой требник, вознес молитву святому Лейбовицу, но в таком хаосе он не мог сосредоточенно молиться, что, похоже, было под силу только аббату Джараду.
Он испытывал острое чувство голода.
Кардинал Хью Чемберлен и Хилан Блез попытались подбодрить кардиналов совместным исполнением псалма «Veni Creator Spiritus»[15], но за грохотом взламываемой крыши, стуком молотков в двери и окна, плесков помоев, льющихся на пол, и гулом испуганных разговоров сотен выборщиков и их свиты звуков гимна почти не было слышно.
Через два часа, возможно, в ответ на призыв к Святому Духу кто‑то через дырку в крыше запустил во дворец живую птицу и прикрыл отверстие, чтобы она не вылетела. Под сводами зала, в ужасе махая крыльями, носился не голубь, а стервятник, который наконец взгромоздился на гигантское распятие, свисавшее на цепях со стропил между нефом и алтарем.