Кузнец намертво закрепил эшафот на месте, загнав молотом длинные свинцовые штыри в дыры, просверленные в гранитной стене дворца. Другие в это время заколачивали окна. На шестой день заключения какой‑то человек с кувалдой и ломом залез на крышу дворца и выломал несколько черепиц, а другой – топором прорубил дыру в крыше, свободной от покрытия. На крышу со смехом и шутками подняли ведра с дерьмом и под всеобщее ликованье вылили их в дыру. Женщинам из благотворительного общества Алтаря Валаны пришлось отказаться от экстренной доставки пищи, поскольку кухня была закрыта бунтовщиками. Отключили и воду во дворце.
Кардинал, обладавший самым громким голосом, взобрался к выбитому окну и провозгласил толпе анафему, угрожая отлучением от церкви всем, кто через пять минут останется на площади. Толпа веселилась и аплодировала, словно выслушала хорошие новости. Строго говоря, из‑за шума и гама вообще ничего не было слышно.
Во второй половине дня кардинал, страдавший несварением желудка, завопил, что уборные полны до краев и скоро их содержимое потечет наружу, ибо служащих дворца, оставшихся снаружи, не пускают опустошить их. Все просьбы о свечах или масляных лампах отвергались. Несмотря на курение ладана и фимиама, дворец начал благоухать, как местная тюрьма. Конклав был в полной мере «под ключом», плюс заколочен досками. Для кардиналов еще хватало спальных мест, но их конклавистам пришлось устраиваться на полу.
Чернозуб сидел, прислонившись к стене. Он был обеспокоен куда меньше, чем предполагал его хозяин, и сейчас, стараясь не поддаваться страху, смотрел, слушал и обонял все происходящее. Работая с Коричневым Пони, он обрел немалый запас самообладания. Кроме того, во всех ситуациях его не покидала мысль, что он готов вступить в схватку с нападающим, и это знание позволяло расслабиться. Чернозуб понимал, что он остался точно таким же, но просто обрел новое измерение. И при этой мысли он чувствовал себя куда более искушенным в земных делах.
Коричневый Пони жестом подозвал его. – Переговори с максимальным количеством конклавистов. Сколько получится. Постарайся выяснить, что они думают о кардинале Науйотте и аббате Джараде, особенно о первом.
– Да, милорд, – Чернозуб посмотрел в ту сторону, откуда;] раздался особенно громкий треск выбитого окна.
– Я был на четырех конклавах и никогда не видел ничего подобного, – сказал Коричневый Пони, посылая его с заданием примерно прикинуть распределение голосов. – Болезни влекут за собой сумасшествие.
Чернозуб начал переходить от кардинала к кардиналу. Он не'{ обращался напрямую к ним, а консультировался с помощниками прелатов. Наконец он наткнулся на аббата Джарада. Уверенность, которая помогала ему в полиции, внезапно покинула его. Рядом с аббатом стоял его конклавист брат Поющая Корова, Чернозуб опустился на колени и поцеловал кольцо аббата. Джарад, улыбнувшись, мягко поднял его с колен, но не заключил в объятия и обратился к нему лишь по имени, не добавляя «брат».
– Ты хотел видеть меня, сын мой?
– Владыка, мой господин попросил меня спросить совета относительно возможной номинации кардинала Сорели Науйотта.
– У меня или у кого‑то другого?
– У всех, владыка.
– Передай ему, что если Святой Дух не протестует, то я «за», – он улыбнулся Чернозубу и снова отвернулся от него.
– А что относительно кардинала Кендемина?
– И Святой Дух, и я против. Это все?
– Не совсем.
– Вот и я боюсь, что нет.
– Я хотел бы попросить аббата благословить мой уход из ордена.
Джарад смотрел на него, словно издалека.
– Помнишь ли ты, что я был тем священнослужителем, который рукоположил тебя?
– Конечно.
Джарад сложил ладони, уставился в темное пространство над головой и обратился к Богу: «Было ли известно, что кто‑то хочет отказаться от Святых Даров?»
– Никогда, – сказал кардинал Коричневый Пони, присоединяясь к ним.