– Проклятье! Ладно, при мне кардинал может чувствовать себя в полной безопасности. Я дам в его честь правительственный обед.
– Вот этого он как раз и опасается. В твоем присутствии он будет свободен от увечий, но не от допросов.
– Чего он хочет добиться, скрываясь?
– Всего. Он здесь для того, чтобы подчеркнуть – он не имеет ничего общего с этим маньяком в западных горах. Но не для того, чтобы предать его. Он не хочет склоняться ни к одной стороне. Он сохраняет нейтралитет, но только под моей защитой.
Император нервно потянул себя за мочку уха и стал ходить по комнате.
– Ради Бога! – наконец сказал он. – Когда все будет кончено и вы приступите к выборам настоящего папы, кто может быть лучше, чем кардинал, который остался принципиальным, но сумел сохранить нейтралитет? – он повернулся, чтобы взглянуть на лицо архиепископа, и тут же разразился смехом. – Дядя Урион, для следующего папы у тебя слишком много плохих привычек. Я понимаю, что обвинения – сплошь вранье, но… – он пожал плечами.
– Да, – сказал Бенефез. – Предполагаю, что Сорели знаком с клеветой Хойдока…
– Обращайся с ним как можно лучше, дядя, пусть даже тебя и пугают его амбиции. И я хотел бы нанести ему визит в твоем дворце. Пригласи нас обоих к себе на обед.
– Лишь после того, как он освоится с этой идеей. Если она его устроит, я приглашу тебя. В противном случае даже не буду ничего объяснять.
Приглашение отобедать в архиепископском дворце пришло к Филлипео всего три дня спустя. Со всей серьезностью приняв его, император тепло приветствовал отступника Науйотта в Ханнеган‑сити. Но едва только его дядя, пошептавшись со служкой Торрильдо, доставившим ему какое‑то устное сообщение, коротко извинился и покинул их, он тут же приступил к расспросам.
– В отношении Коричневого Пони по всей империи действует временно отложенный смертный приговор, – сообщил Филлипео орегонцу сразу, как только Бенефез уже не мог их подслушать. – Его избрание само по себе было актом войны против Тексарка со стороны валанской Церкви. Если он будет пойман, то прямиком отправится на гильотину. Так что он не имеет права обвинять вас в том, что вы отвернулись от него.
– Да, сир. Но вы сказали, что его избрание было актом войны со стороны священнослужителей Валаны, а ведь и я способствовал его избранию. И могу сказать, что ни я, ни все мы не думали об этом как об объявлении вам войны.
– Вы говорите, что его избрали священнослужители Валаны? А не Священная Коллегия?
– Сир, в условиях изгнания духовенство Валаны – это духовенство Рима. Священная Коллегия – это духовенство Рима лишь потому, что каждый член представляет или римскую, или валанскую Церковь. Но в крайней ситуации духовенство римского епископата выбирает своего собственного епископа. В истории Церкви коллегия – всего лишь дальнейшее развитие такого положения.
– Могу только удивляться, как вы оправдываете так называемый конклав!
– Я убежден, что его созыв был оправдан. Но потом именно Коричневый Пони отверг курию. Можете считать, что войну начал он один, хотя остальные поддержали его. Я был в Валане, но со мной никто не советовался, когда он объявил крестовый поход. Я даже не уверен, эти ли цели он преследует в войне, не говоря уж о ее святости.
– И тем не менее до меня дошли сведения, что перед выборами состоялся так называемый военный совет, на котором присутствовали и вы. И как получилось, что вы присоединились к Чунтару Хадале в его попытке переправить оружие в долину?
– Я всего лишь сопровождал его в пути через равнины. И расстался с ним еще до начала битвы.
– Ну что ж, ладно.