Должно быть, я неправильно вас поняла. Обещаю быть внимательнее.
Эвелин пожимает плечами. Эта тема ей не интересна.
Вы молоды, и все ваше поколение слишком небрежно обходится со словами, несущими большое значение.
Понимаю.
И я не сказала, что собираюсь исповедаться в каких-либо грехах. Назвать грехом то, о чем я намерена рассказать, было бы неправильно и оскорбительно. Я не сожалею о том, что сделала по крайней мере, о том, что вы, возможно, предполагаете, независимо от того, какими жестокими или даже отвратительными выглядят мои поступки, как говорится, в холодном свете дня.
Je ne regrette rien[6]. Я поднимаю стакан.
Вот именно. Хотя песня, скорее, о том, чтобы не сожалеть о том, что ты уже не живешь в прошлом. Я имею в виду, что и теперь принимаю множество все тех же решений. А если начистоту, то да, есть вещи, о которых я сожалею. Просто это не что-то грязное и мерзкое. Я не жалею, что лгала людям, не жалею о том, что сделала кому-то больно. Меня не смущает тот факт, что иногда, поступая правильно, выглядишь безобразно. Я сочувствую себе. Доверяю себе. Взять хотя бы сегодняшний пример, когда я одернула вас за то, что вы сказали о признании грехов. Получилось не очень хорошо, и я не уверена, что вы заслужили упрек. Но я не жалею об этом. У меня были свои причины, и решения я принимала и головой, и сердцем.
Вы обиделись за слово грех, поскольку оно подразумевает, что вы сожалеете.
Трой приносит заказы и, не сказав ни слова, посыпает салат Эвелин перцем. Она поднимает руку достаточно и улыбается. Я отказываюсь.
Можно жалеть о чем-то, но не сожалеть, говорит Эвелин.
Понимаю. Надеюсь, вы предоставите мне кредит доверия, пока мы не убедимся, что понимаем друг друга. Даже если то, о чем мы говорим, можно интерпретировать по-разному.
Эвелин берет вилку, но есть не начинает.
Для меня очень важно, чтобы журналист, которому я передам свое наследие, сказал именно то, что я имею в виду, и имел в виду именно то, что я говорю. Если я пожелаю рассказать вам о моей жизни, о том, как все было на самом деле и что стояло за всеми моими браками, о фильмах, в которых я снималась, о тех, с кем я спала, кому сделала больно, как скомпрометировала себя, и куда это все меня привело, то мне нужно знать, что вы понимаете меня. Мне нужно знать, что вы слышите именно то, что я пытаюсь вам сказать, и не станете вставлять в мою историю свои предположения.
Я ошибалась. Для Эвелин тема очень даже важна. Просто о вещах огромной важности она может говорить небрежно, как бы мимоходом. Но прямо сейчас, в этот самый момент, когда она так подробно излагает свой подход к некоторым специфическим пунктам, я понимаю это настоящее. То, что сейчас происходит. Она и в самом деле намерена рассказать мне историю своей жизни историю, наполненную в том числе суровой, неприглядной правдой, кроющейся за ее карьерой, браками, имиджем. Она ставит себя в невероятно уязвимую позицию и дает мне громадную власть. Почему, этого я не знаю. Но это не отрицает того факта, что она дает мне эту власть. И моя работа заключается сейчас в том, чтобы показать, что я достойна ее и буду обращаться с ней, как со святыней.
Я откладываю вилку.
Теперь ясно. Извините, если вела себя легкомысленно и несерьезно.
Эвелин отмахивается от моих извинений.
Сейчас вся культура такая, легкомысленная и несерьезная. Стеб да и только.
Вы не против, если я задам еще несколько вопросов? Как только мы со всем определимся, я сосредоточусь исключительно на том, что вы говорите и что имеете в виду, чтобы вы чувствовали, что вас правильно понимают и что никто, кроме меня, не подойдет лучше на роль хранительницы ваших секретов.
Моя искренность обезоруживает ее. Она пробует салат.
Можете начинать.
Если я опубликую книгу после вашей смерти, какую финансовую выгоду вы предвидите сейчас?
Для вас или для меня?
Давайте начнем с вас.
Я ни на какую финансовую выгоду не рассчитываю. Не забывайте, меня здесь уже не будет.
Да, вы упоминали об этом.
Следующий вопрос.
Я наклоняюсь к ней и, заговорщически понизив голос, говорю:
Это может прозвучать невежливо, но каким временем мы с вами располагаем? Не придется ли мне придерживать написанную книгу несколько лет в ожидании вашей
Кончины?
Ну да.
Следующий вопрос.
Что?
Следующий вопрос, пожалуйста.
Но вы не ответили на предыдущий.
Эвелин молчит.
Ладно, пусть так. На какую финансовую выгоду стоит рассчитывать мне?
Вот это уже куда более интересный вопрос. Я даже недоумевала, почему вы так долго его не задаете.
Что ж, спросила.
Сколько бы дней это ни заняло, мы встретимся с вами еще несколько раз, и я расскажу вам абсолютно все. После этого наши отношения закончатся, и вы будете свободны или, точнее, связаны обязательством написать книгу и продать ее тому, кто больше предложит. Я настаиваю на этом. Будьте безжалостны и упорны во всех переговорах. Заставьте их заплатить столько, сколько они заплатили бы белому мужчине. А потом, когда вы ее продадите, все деньги, до последнего пенни, будут вашими.
Моими? недоуменно спрашиваю я.
Выпейте воды. Вы побледнели, еще в обморок упадете.
Эвелин, ваша авторизованная биография, книга, в которой вы расскажете обо всех ваших семи браках
Да?
Такая книга принесет миллионы долларов, даже если я не стану торговаться.
Вы станете торговаться. Она с довольным видом отпивает воду.
Так или иначе вопрос необходимо задать. Слишком долго мы ходили вокруг да около.
Но почему вы делаете это для меня?
Эвелин кивает, словно ожидала, что я спрошу ее об этом.
Пока считайте, что это подарок.
Но почему?
Следующий вопрос.
Я серьезно.
И я серьезно. Следующий вопрос.
Нечаянно роняю вилку на скатерть цвета слоновой кости. Масло просачивается в ткань, и та темнеет и становится более прозрачной. Рубленый салат вещь восхитительная, но в нем многовато лука, и я уже чувствую, как жар моего дыхания пропитывает воздух. Что же такое происходит?
Не хочу показаться неблагодарной, но думаю, у меня есть право знать, почему одна из самых знаменитых актрис всех времен выдергивает меня из мрака безвестности и предлагает заработать миллионы долларов на ее биографии.
Как сообщает «Хаффингтон пост», я могу продать свою автобиографию за двенадцать миллионов долларов.
Господи.
Любопытным хочется знать.
То, как Эвелин ведет себя, с каким удовольствием шокирует меня своими заявлениями, показывает, что это демонстрация силы. Ей нравится демонстрировать небрежность в вещах, которые меняют жизнь других людей. Не есть ли это определение власти? Наблюдать за тем, как люди убивают себя из-за чего-то, что ничего для тебя не значит?
Двенадцать миллионов это много, не поймите меня неправильно говорит она, и ей даже не нужно заканчивать предложение, потому что мысленно я уже сделала это за нее. Но не очень много для меня.
И все-таки, Эвелин? Почему? Почему я?
Эвелин смотрит на меня с каменным лицом.
Следующий вопрос.
При всем уважении, вы не очень-то честны.
Я предлагаю вам шанс заработать целое состояние и взлететь на самый верх в вашей профессии. Я не обязана быть честной. По крайней мере, если именно так вы это определяете.
С одной стороны, все как будто бы элементарно. Но в то же время Эвелин не дала мне абсолютно ничего конкретного. Присвоив эту историю, я в худшем случае могу лишиться работы. В данный момент работа это все, что у меня есть.
Вы позволите мне немного подумать?
Подумать о чем?
Обо всем этом.
Эвелин смотрит на меня, слегка прищурившись.
О чем тут думать?
Извините, если это вас обижает.
Вы ничуть меня не обидели, резко говорит она. Ее задевает уже само предположение, что я могу задеть ее чем-то.
Мне нужно многое принять во внимание, говорю я. Меня могут уволить. Она может пойти на попятную. В конце концов, книга может элементарно не получиться.