Я не сомневалась, что воспоминания об Эмме снова всплывут и будут еще более горестными. Что осталось от созданной Джо и Машей семьи?
Обещаю, Маша.
Она привычно взяла мое лицо в ладони и поцеловала в лоб.
Постарайся уснуть, шепнула я.
Наш разговор прервал зазвонивший в гостиной телефон. Я напряглась, что не прошло незамеченным. Все же это было сильнее меня.
Возьми трубку, Маша, не пропусти его звонок.
Я прекрасно знала, кто хочет поговорить с ней в столь позднее время. Ее призраки снова зашевелились
Он терпелив, успокоила она меня. Будет названивать, пока я не отвечу.
Я поджала губы. Маша погладила меня по щеке, притянула к себе, и я сдалась. Она мне ласково улыбнулась:
Я же тебе объясняла, голубка, он не виноват, он просто подчинился матери
Извини, но это
Я запретила ему приезжать всего на два дня, я бы совсем сломалась после его отъезда, а он, к сожалению, не мог побыть подольше Джо бы не понравилось, если бы он бросил работу из-за него.
Она взглядом умоляла извинить, нет, простить его.
Не сомневаюсь. Я натянуто улыбнулась. Не заставляй его ждать, Маша, он наверняка хочет услышать твой голос.
Она в последний раз меня поцеловала и скрылась у себя. Я приложила ухо к двери, услышала, как прекратились звонки, а Маша заговорила по-русски с еще одним отсутствующим в ее жизни человеком. С Василием, своим старшим сыном.
Василий. Или вернее, загадка по имени Василий. До сего времени у меня не было никаких причин злиться на него за что бы то ни было. Но после его блистательного отсутствия на прошлой неделе мое отношение к нему изменилось. Я не знала или почти не знала Василия. Он покинул «Дачу» через три месяца после моего приезда и за двадцать лет ни разу не был здесь, как и вообще во Франции. Я так и не выяснила почему. Джо и Маша становились скрытными, если о нем заходила речь. Зимой, когда гостиница не принимала гостей, они уезжали к нему на два месяца. Они много где побывали благодаря сыну, который не реже чем раз в пять лет переезжал по работе с места на место. Сейчас он жил в Сингапуре. Когда они возвращались домой, я спрашивала о нем, а они отвечали, что им было хорошо с ним, что он жив-здоров, но, как всегда, занят: едва завершив один проект, переходит к следующему. Джо и Маша очень гордились им. Он часто звонил родителям, и расстояние вроде бы не мешало им сохранять прочную связь. За эти два десятилетия мы несколько раз поговорили по телефону, когда он не мог до них дозвониться и обращался напрямую на ресепшен. Без его последнего звонка я бы легко обошлась.
Вечером того дня, когда умер Джо, Маша десятки раз пыталась с ним связаться, Василий не отвечал, а она повторяла, что он наверняка уже на работе. Она была без сил, едва держалась на ногах, и я настояла, чтобы она прилегла. В конце концов она задремала на диване в гостиной, а я осталась с ней. Была глубокая ночь, когда зазвонил телефон. Она его не услышала, а я собралась с духом и взяла трубку.
Алло, неуверенно произнесла я.
Эрмина? удивился он.
Василий не знаю, как
Наступило молчание, я слышала его прерывистое дыхание. Он понял, что все серьезно.
Отец?
Да
Опять бесконечно долгое молчание, которое я все-таки не побоялась прервать.
Маша только что заснула, сейчас я ее разбужу.
Да, пожалуйста, едва слышно согласился он.
Я осторожно погладила Машу по плечу.
Голубка? пробормотала она.
Василий звонит.
Она захотела встать, я ей помогла, потом протянула трубку и оставила их наедине.
Я была уверена, что он прыгнет в ближайший самолет, чтобы как можно быстрее появиться здесь. Я глубоко заблуждалась. Вопреки всем Машиным объяснениям, вопреки ее стараниям оправдать его отсутствие, я не могла с ним смириться. В свои сорок пять лет он был достаточно взрослым, чтобы не послушаться матери, приехать на похороны отца и остаться потом разделить с ней горе. Никогда еще она в нем так не нуждалась. Василий был последним членом семьи, который у нее остался. И какое значение могла иметь его работа или что уж там еще?
Глава пятая
Три следующие недели прошли спокойно, в обычных каждодневных делах начали съезжаться туристы. Поток был еще не таким, как в разгар сезона, но мы уже к этому шли. Я воспользовалась относительной тишиной, чтобы нанять временных работников в помощь постоянным, двух горничных для Амели и двоих официантов в ресторан. Теперь команда была в полном составе. Не спросясь у Маши, я пригласила цыган-музыкантов, друзей Джо, на несколько вечеров нарушать традицию было немыслимо. Я даже начала подготовку к нашему большому летнему празднику. Вопреки моим опасениям, сезон стартовал достаточно хорошо: как я и предполагала, мы столкнулись с отменой бронирования некоторыми завсегдатаями, о чем я не говорила Маше, потому что нам повезло и освободившиеся номера заказали новые гости. В течение нескольких недель отель будет заполнен на сто процентов. Сезон спасен. Еще один сезон.
Скажу честно, когда Алекс и Роми бывали у Самюэля, я с головой погружалась в работу, чтобы забыться. Но это не очень-то получалось: каждый день у меня щемило сердце, а иногда я по привычке искала Джо, собираясь что-то ему сообщить. Или даже направлялась к его мастерской в гараже, чтобы поделиться какой-нибудь шуткой или пересказать очередную безумную просьбу клиента. Время суток, которого я боялась больше всего, утро, когда я дежурила на ресепшене. Джо всегда подходил к стойке ближе к одиннадцати, приносил мне кофе, ворчал без всякого повода, удовольствия ради, я протягивала ему лист бумаги, на котором за несколько минут до его появления записала сведения обо всех заездах и отъездах на сегодняшний день и о номерах, в которые вселятся вечером. Через несколько минут он отдавал мне листок, говорил «Отлично, девчонка» и, насвистывая, уходил.
Когда освобождалось время, я использовала его, чтобы побыть с Машей: шла в библиотеку, где она проводила большую часть дня, или к ней на кухню просила заварить мне крепкий русский чай. Она с таким усердием его готовила, что мне не хватало духу признаться, что я его ненавижу. Если Маши не было ни там, ни там, я находила ее в саду. Пока был жив Джо, она держала под контролем территорию отеля, присматривала за фруктовыми деревьями, с секатором в руке, готовая немедленно срезать подсохшую ветку, вырвать сорняк или сделать суровый выговор садовнику, который, как она считала, портит ее олеандры. Теперь же она просто сидела на качелях, уставившись в пустоту, укутанная в разноцветную шаль, подчеркивавшую красоту ее темно-синего платья.
Часто она не замечала, что я подошла к ней, и продолжала говорить сама с собой на родном языке. Не трудно догадаться, к кому она мысленно обращалась. Она и раньше довольно часто заговаривала с ним по-русски, хотя познания Джо в ее языке были более чем приблизительными. Он не возражал, и через какое-то время она сама спохватывалась. Когда я садилась рядом с ней на качели, она слабо улыбалась и брала меня за руку:
Ты пришла, голубка
Она вздыхала и уходила обратно в свой внутренний мир, населенный воспоминаниями. Маша превратилась в собственную тень.
Вечером я сидела в кабинете и обновляла сайт отеля. Я давно выучила его содержание наизусть: именно я надавила на Джо и Машу в середине 2000-х, когда стало очевидно, что интернет завоевывает нашу жизнь. Они совсем не разбирались в этом, и Джо предоставил мне свободу действий со словами «Можешь забавляться своей дурацкой игрушкой». Через какое-то время Маша тоже увлеклась, а потом и Джо обратил на компьютер внимание, и интернет из «дурацкой игрушки» превратился для него в «дьявольский механизм соблазнения клиентов».