Здесь негде утонуть – нет ни рек, ни озер, влага подпочвенная, а океан, должно быть, только в одной закрытой для опыта фазе; здесь даже в детстве не лазают на деревья и нет скал и обрывов, с которых можно сорваться. Какие цели преследует опыт, зачем он нужен хозяевам Голубого города, пока еще остается неясным, но большинство неизвестных в уравнении Гедоны практически уже найдено.
Все это Алик, захлебываясь и торопясь, чтобы его не перебили, последовательно изложил слушателям.
– Есть что‑то, – сказал Малыш.
– Есть, – повторил Капитан, – верные наблюдения и неверный вывод.
– Почему? – пошел в бой Алик.
– Твое уравнение Гедоны можно было бы записать так: a– жители Голубого города, хозяева планеты, ставящие опыт; b– жители обезьянника, объект опыта; c– смысл опыта, как создание некоего гомо сапиенс, свободного от пут необходимости и общественной пользы, и d– цель опыта – знак вопроса. Так?
– Предположим, так.
– Здесь все неверно. Жители Голубого города не хозяева планеты. Никакого опыта они не ставят. Жители Аоры не подопытные кролики, а самый опыт поставлен уже больше тысячелетия назад и превратился в близкий к бесконечности процесс биологического бессмертия и регулярной смены жизненных циклов. Это и есть цель опыта, все остальное – производные. Кроме того, в уравнении не предусмотрен Мозг и Координатор, их взаимосвязь, некоммуникабельность Голубого города, его социальный строй, наличие оппозиции, неизвестно почему и как возникшей, какие цели преследующей и как существующей при наличии супертехники обнаружения и подавления.
– Мне кажется, что у оппозиции такая же супертехника самозащиты, – вставил Библ.
Капитан не ответил. Он приподнялся в кресле, словно собирался вскочить, и прислушался. По коридору внизу простучали чьи‑то шаги, потом послышался звук падающего тела и нечленораздельный, почти звериный вопль.
– Включи свет внизу, – кивнул Капитан Малышу, сидевшему у пульта, и выбежал на площадку за дверью, откуда Малыш с такой лихостью опрокидывал вражеские колонны.
Один за другим протиснулись в дверь и остальные. Яркий люминесцентный свет выхватил из темноты коридора фигуру гедонийца в голубых плавках. Лежа на животе в лохмотьях спаленных мшаников, он барабанил ногами по полу, как раскапризничавшийся ребенок, и нестерпимо визжал.
– Откуда он? – удивился Капитан.
– Не успел скрыться с лесом, – пожал плечами Малыш.
– Должно быть, забрался куда‑нибудь, – предположил Алик. – Двери открыты, от наших гранат дым и вонь, заблудился, запутался, а может быть, и сознание потерял.
– Возьмем его наверх, – предложил Капитан, – и попробуем объясниться.
Отчаянно сопротивлявшегося парня с трудом втащили по лестнице в комнату и бросили в кресло. Он прижался к спинке и затих, недоуменно оглядывая окружающих. Взгляд его, любопытный и злой, однако не обнаруживал страха.
– Где я? – мысленно спросил он, и все поняли.
– У друзей, – сказал Капитан.
– Я вас знаю, – продолжал вглядываться гедониец, – вон того и этого. – Он показал на Малыша и Алика. – Они и тогда дым пускали.
– Как ты сюда попал? – спросил Малыш.
– А мы настигли вас еще днем. До заката солнца. Подстерегли за лесом, а тут – ваше черное облако. Я упал. Трудно дышать. Только выполз – еще облако. Сбоку дыра – мягко. Потом ночь. Проснулся – побежал. Темно. Леса нет.
– Это он на склад залез, – сказал Алик. – «Сбоку дыра – мягко».