Вот и с нами произошла такая история в далеком и цветущем мае. Я тогда был студентом третьего курса и неожиданно оказался на похоронах университетского преподавателя. Я почти не знал его. Юрий Александрович так звали умершего, вел в нашей группе семинары по математической статистике раз в неделю. Это был тихий незаметный старичок, я и лица его толком не помню. И вот неожиданно умер прямо перед сессией. Как правило, в молодости смерть не слишком близкого человека проходит почти не заметно, не омрачая привычный ход жизни. Так бы случилось и в этот раз, но в комитете комсомола, где я считался активистом, как прошедший армию человек, мне поручили собрать ребят, чтобы достойно проводить ушедшего из жизни преподавателя. Несколько близких мне по духу сокурсников согласились составить мне компанию, не из-за скорби по усопшему, а скорее из дружеского участия.
Так мы и оказались на поминках в квартире Юрия Александровича недалеко от метро Фрунзенская. Народу было довольно много, и поэтому за поминальный стол приглашали по очереди. Так получилось, что мы студенты оказались последним. Коллеги и друзья Юрия Александровича тихо исчезали за входными дверьми, и в итоге, в квартире остались только близкие родственники и наша студенческая компания.
Все слова уже были сказаны, и за столом воцарилась тишина. Мы все притихли не в силах нарушить эту торжественную печаль и скорбь, воцарившиеся в доме.
Вы, покушайте, мальчики, покушайте. Какая-то бабушка, то ли родственница, то ли соседка, потчевала нас блинами и кутьей.
Водочки выпейте. Помяните Юрочку. Пусть земля ему будет пухом и царство небесное. И она несколько раз перекрестилась, обращая свой взор куда-то поверх наших голов.
Мы молча выпили разлитую по рюмкам водку и не глядя друг на друга и, как будто, стыдясь чего-то, торопливо жевали теплые блины.
Тишина парализовала нашу волю, как будто, кто-то неведомый пытался силой удержать нас за этим столом. Надо было сказать несколько слов в память о покойном, тихо попрощаться и уйти из этого дома, из этой гнетущей тишины на улицу, туда, где был май, и бушевала весна. Но мы с приятелями как будто замерли в немом оцепенении. На стене мерно тикали маятниковые часы, да какие-то посторонние звуки изредка доносились с кухни.
Наконец, я нашел в себе силы, чтобы встать и прервать затянувшееся молчание. Я начал было говорить о Юрии Александровиче. Ничего особенного, самые банальные слова, и в этот момент в комнату вошла девушка. Наши взгляды встретились, и я на несколько мгновений лишился дара речи. От нее исходил такой свет, такое тепло, что я забыл, кто я, и зачем здесь нахожусь. Так бывает ранней весной, когда солнечные лучи, заливая детскую теплом и светом, падают на лицо ребенка, пробуждая его к новому и радостному дню.
Я кое-как договорил заготовленные слова и опустился на свой стул. Девушка присела на другом конце стола, но наши взгляды постоянно пересекались. Я хотел видеть ее глаза, видеть, как она сидит, склонив голову набок, как поправляет выбившийся локон, как подносит чашку с чаем к губам, как что-то шепчет на ухо скорбящей вдове.
Наташа, а это была именно она, тоже обратила на меня внимание. Об этом она рассказала мне, когда мы с ней стали встречаться. А в тот вечер я долго ждал ее у подъезда, да так и не дождался.
Вечером следующего дня я вновь оказался у знакомого подъезда. И вновь безрезультатно. В вечер похорон я не успел с ней познакомиться, и поэтому не решился спросить у людей, выходящих из подъезда. На третий день я поехал туда рано утром, и о чудо, не прошло и часа, как она вышла на улицу.
Наташа училась в нашем же педагогическом институте, но в другом здании. Она жила у своей троюродной тетки, той самой бабушки, которая потчевала нас за поминальным столом. В тот вечер соседи попросили их помочь на поминках, и они не смогли отказать. При таких скорбных обстоятельствах я познакомился с Наташей.
Следующим вечером я ждал ее около подъезда, мобильных телефонов тогда не было, приходилось договариваться заранее. Потом через вечер, и еще через вечер. А еще через неделю я не представлял, как я жил все это время, не видя этих глаз. Я долго и как мне тогда казалось красочно, рассказывал ей о своей жизни, учебе, о своих увлечениях и планах. Наташа говорила редко. Она всегда была благодарным слушателем.
Я редко вспоминаю наше знакомство. Зато все последующие события я бережно храню в своей памяти. Помню, как я радовался ее улыбкам. Ее лицо в такие моменты было таким трогательно-нежным, таким по-детски милым и наивным. Помню, как в первый раз поцеловал ее мягкие губы на лестнице в общежитии. Как впервые ощутил трепет ее молодого тела. Как шептал ей на ушко какую-то ерунду про летающие тарелки, а она в ответ беззвучно смеялась, а потом тепло и властно закрыла мой рот ответным поцелуем.
Чай давно остыл, а я все сидел на кухне, не в силах прервать свои воспоминания.
Куда ушли мои тогдашние волнения порывы, устремления, тревоги? С тех пор прошло более двадцати лет, и я стал другим? Умудренным жизнью и менее эмоциональным? Вроде бы нет.
Наташа исключительно порядочный, надежный человек. Она не слишком эмоциональна. Во всяком случае, крайне редко проявляет свой характер. Но, если принимает решение, то идет до конца.
Я же частенько позволял себе балбесничать, так она это называет. Нет, ни об измене, ни о каком-то вранье речь не идет. Просто, я отношусь к жизни не так серьезно, как она. В конце концов, умение посмеяться над собой, да и окружающими всегда было одним из моих любимых свойств характера. Может, потому что она выросла не в Москве, В Коми АССР, и у нее здесь не было, по настоящему, близких людей, кроме меня, конечно. Такое основательное, северное отношение к жизни. Но, возможно, она как женщина острее чувствует опасность. Не то чтобы опасность, а некоторые обстоятельства, которые могли бы повредить или даже разрушить ее мир. Тот мир, где она прожила последние двадцать лет в спокойствии и любви.
Я по-прежнему люблю Наташу и считаю, что в свое время сделал абсолютно правильный выбор.
Но, Стоп!
Разве можно любить «по-прежнему»? Любовь требует постоянного обновления. Это теорема, которую необходимо доказывать каждый день. С годами мы погрязаем в рутине повседневного существования, наши чувства притупляются, и постепенно мы утрачиваем способность любить. Остается привязанность, привычка к комфортному существованию.
Я услышал звук телевизора, Наташа ушла в комнату и оставила меня наедине с воспоминаниями.
А дальше? Мои мысли продолжали бешено раскручиваться. Неизбежное увядание, ежедневное раздражение из-за бытовых мелочей. И как итог «счастливой» семейной жизни двое никому не нужных стариков. Фу! Жуть какая-то. Надеюсь, это не про нас. Но, кто сможет поручиться за это?
Интересно, приходят ли в ее голову такие мысли? Скорее всего нет. А впрочем, кто знает. Наташа всегда была закрытым человеком. Типичный интроверт. Даже со мной своим мужем она редко откровенничает. И при этом она в течение нескольких лет преподавала английский язык в школе и была на хорошем счету. Она филолог по образованию, и любит работать с детьми.
Правда, после рождения Женечки ей пришлось уйти из школы и всю себя посвятить этому маленькому человечку. Позже, когда Женечка подросла, Наташа стала заниматься репетиторством. У нее и сейчас есть ученики, с которыми она занимается на дому.
Женечка! Наша любимая доченька. Сейчас студентка Пражского Университета. Жене, как и Наташе, легко давались языки, и поэтому после окончания школы она могла выбирать любой профильный ВУЗ. После некоторых размышлений, она выбрала Пражский Университет.