Типчику, значит. Ладно, надеюсь, ужин будет съедобным.
Это как получится. Кажется, она улыбнулась. Иди уже, а то на работу опоздаешь.
Действительно, что-то я сегодня засиделся. Поеду. Увидимся вечером.
Глава 2. История одной песни.
Я надел плащ и выскочил из дома, и только стоя в лифте, вспомнил, что так и не надел осенние ботинки, о которых думал сегодняшней ночью.
Трамвая давно не было, и на остановке набралось столько народу, что хватило бы на небольшую демонстрацию районного масштаба. Моросил противный дождичек, и идти до метро пешком мне совсем не хотелось.
Я немного потоптался у остановки и, понимая, что безнадежно опаздываю, поднял руку. Тут же передо мной притормозили потрепанные Жигули.
До метро подвезете?
Канечно! Двести рублей.
В салоне было тепло и неожиданно опрятно, так что за чистоту одежды можно было не беспокоиться.
А может, я вас до места довезу. Я не жадный, много не возьму. Водитель старался быть максимально дружелюбным.
Не надо. Давайте до метро. Сейчас в центре сплошная пробка, мы с вами туда полдня ехать будем.
Ну, как знаешь. Он как-то сразу, потерял ко мне всякий интерес и прибавил громкость радиоприемника.
Из динамиков звучала Дилайла, знаменитая песня Тома Джонса, известная в нашей стране, да и во всем мире с конца шестидесятых.
Эта, знакомая с детства мелодия, вызвала еще одну волну воспоминаний и опять, как и ночью, увлекла меня в далекие годы моего детства.
Как правило, мои тогдашние воспоминания черно-белые, в них не бывает ярких красок, как и в тогдашних черно-белых телевизорах.
Мокрый асфальт и темные громады домов вокруг нашего двора осенью окрашивают их в мрачно-серые оттенки.
Зимой, когда снежные метели засыпали улицы и дворы снегом, огромные сугробы ослепительно сверкали восхитительной белизной в лучах холодного январского солнца.
Серая школьная форма мальчиков и темные платья их одноклассниц с белыми фартучками на фотографиях, кажутся строже и элегантней в обрамлении тогдашних белоснежных зим.
Иногда мне кажется, что даже здание школы было темно-серым. Хотя, на самом деле его каждый год красили то в розовый, то в грязно-желтый цвет.
Тогда я был юн и беспечен. Тогда ярче светило солнце, небо было глубже, и в моей голове возникало больше мыслей и фантазий, когда я устремлял свой взор к этому небу.
Тогда вода в Москве реке и прочих водоемах была чище и прозрачней. И можно было безбоязненно купаться в Останкинском пруду. И можно было утолять жажду за копейку при помощи граненых стаканов у любого автомата с газированной водой.
Тогда около моего дома был двухэтажный деревянный барак, с коридорной системой, о которой так пронзительно пел В. Высоцкий. В бараке жили люди, и, о Чудо! Держали кур, в маленьком сарайчике, прямо под своими окнами. И громогласный петух пытался будить весь наш двор задолго до наступления утра. Напротив нас жила семья Агафоновых, муж Валерий, жена, не помню, как ее звали. Две дочки, старшая моя ровесница, младшая на два года моложе. Агафоновы и муж, и жена часто по выходным выпивали и из-за этого у них случались скандалы и даже рукоприкладство. Правда, через несколько дней муж с женой гуляли под окнами, взявшись за руки, как ни в чем ни бывало. Но, приходила очередная суббота, Отец семейство долго и зло стучал в окно, дверь ему не открывали, и все соседи с тревогой прислушивались к их очередному скандалу. Много лет спустя старшая дочь, ее звали Ольгой (а мать вспомнил-таки Валентиной), вышла замуж за француза и живет теперь где-то в окрестностях Марселя. Наверное, она любит и ценит своего мужа и за то, что он не устраивает пьяных субботних скандалов.
В то лето, когда я нашел котенка, на юге бушевала холера. Мне семилетнему все было нипочем, а вот бабушка тихо молилась на образ в углу ее комнатки. По воскресеньям мы иногда приезжали к ней с мамой. Пили чай с пирожками или вареньем. Еще у нее всегда были шоколадные конфеты: Мишки или Красная шапочка. Я до сих пор люблю их и часто покупаю в булочной на углу. Из-за холеры мы в тот год не поехали в деревню, и я так и проболтался все лето на пыльных московских улицах. Зато тем летом родители купили цветной телевизор. Дилайла звучала из каждого окна, и для меня именно эта песня сделала мир цветным.
А несколько лет спустя, на выпускном вечере, точнее уже ранним утром, после выпускного, мы шли по проезжей части Проспекта мира и горланили песни под старенькую гитару, в том числе и Дилайлу, распугивая своим выступлением редкие легковые автомобили. А потом, уже около Сретенских ворот, мы увидели, как в булочную привезли хлеб в автофургоне, и радушный водитель угощал нас белыми булочками, которые в магазине тогда стоили семь копеек, их еще иногда называли Французскими. Никогда в жизни я не ел более вкусного хлеба.
Внезапно водитель переключил канал и я услышал невнятный хрип Стаса Михайлова.
Надоело это старье. Он попытался улыбнуться. Но, увидев мою досаду, застыл с нелепым выражением лица. Может, назад переключить?
Нет. Не стоит. Да, вот уже и метро. Можете здесь остановить, Я достал деньги и протянул их водителю. Удачи на дорогах.
С этими словами я выскочил из машины. Кажется, я опять был излишне резок. Странно, я всегда считал, что умею общаться с людьми. Я уверенно чувствовал себя в любой компании. А тут дважды в течение одного утра обрывал разговор не самым лучшим образом. Впрочем, стоит ли ломать голову из-за подобных мелочей. Водитель, подвозивший меня, скорее всего уже забыл о моем существовании. Наташа женщина умная и не станет обращать внимание на такую ерунду. В метро было тепло, и его ежедневная толчея вернула меня в сегодняшний день.
Слова, слова, слова. Они медленно проплывали передо мной, складываясь в фразы, абзацы, главы. Точки, запятые, красные строки, разделительные знаки придавали смысл тексту, написанному неизвестным мне автором. Иногда заставляли звучать нежные, лирические, почти забытые струны моей души.
Правда, это бывает редко. В основном, я исправляю нелепые ошибки или опечатки, вставляю, где надо пропущенные знаки пунктуации. Стараюсь увидеть, если получится, красоту мысли автора произведения. Добавить бы немного эмоций и стиля. Но, это, к сожалению, не в моих силах. Что же вы хотите от работы корректора в маленьком издательстве, с неприлично низкой зарплатой. Так уж сложилась моя судьба, что последние пятнадцать лет я занимаюсь этим благородным и почти незаметным трудом.
Несколько раз я порывался уйти из издательства. Но, всякий раз что-то останавливало меня. Как будто чья-то невидимая и властная рука удерживала меня на этом месте в крохотном кабинете на три стола, с видом на старинный московский дворик. Однажды меня приглашали в рекламное агентство. Обещали достойную зарплату, социальный пакет, личного секретаря. Директор агентства долго и обольстительно рассказывал о планах и перспективах. На нем были фиолетовые джинсы и бордовый (не малиновый) пиджак. Мне кажется, именно его пижонский вид, в конечном итоге, побудил меня отклонить предложение. Да и рекламировать что-либо у меня никогда не получалось.
После окончания института я два года отработал в школе учителем. Начало девяностых это время, когда приходилось буквально сражаться за свою жизнь и благополучие семьи. Родилась Женечка, и денег стало категорически не хватать. Хорошо еще, что мой друг и сокурсник еще по Университету, из которого меня отчислили с третьего курса, Паша Филатов пригласил меня в издательство. Он долго рассказывал о своих планах. Нет нет, тогда это были наши планы. Первые годы я допоздна засиживался за своим рабочим столом. Мы часами обсуждали пути развития издательства, новые веяния в литературе, политические изменения в стране и в мире. Потом грянул кризис, и финансовое положение существенно ухудшилось. Нам пришлось пережить трудные времена. Часть людей уволилась, остальным пришлось урезать заработную плату. Чувство оптимизма, присущее мне в молодые годы постепенно улетучилось. Но, я сохранил верность своему однажды выбранному делу и ни разу не пожалел об этом. Что касается амбиций, неизбежно приходит время, когда понимаешь, что это всего лишь одна из иллюзий, которые сопровождают нас в течение всей жизни. И при ближайшем рассмотрении, лишь мешают идти правильной дорогой.