Увиденное его встревожило. Вайг, несмотря на кажущееся бодрствование, на самом деле как бы полуспал, сознание его наводняли смутные образы из мира грез. Худшим из них было черное, бесформенное существо — какой-то человекоспрут пытавшееся его поглотить. Теперь понятно, ради чего пришел Вайг: ему было страшно одному.
Понятно было и то, что лучший способ унять страх брата — это держаться самым естественным образом. А раз так, то Найл кликнул Джариту и велел принести чай из трав и перепелиные яйца вкрутую. Затем он продолжил разговор с Симеоном.
— Что там с тем мальчонкой, которого мы принесли с собой?
— Вчера ночью пришел в себя. Но все еще слишком слаб, чтобы двигаться.
— Как его привели в чувство?
Вклинилась Джарита, подававшая в это время на стол:
— Его положили в теплую ванну и все растирали, растирали розовым маслом.
— Ты как думаешь, на остальных это бы тоже подействовало? — спросил Найл у Симеона.
— Может быть. Но лично я сомневаюсь. Дети более гибкие, восстанавливаются быстрее, чем взрослые. Открыл глаза Вайг.
— Я слышал, вы принесли с собой еще девушку. Голос его был по-прежнему тяжел и невнятен, но в нем чувствовалась какая-то настороженность. Найл кивнул.
— Она в соседней комнате.
— Кто она?
Найл помедлил с ответом, пока не убедился, что Джарита не слышит с расстояния.
— Мы думаем, она пособница убийц Скорбо.
— Хотя, если откровенно, — сказал Симеон, — не представляю, зачем им вздумалось тащить ее с собой.
— Может, была кем-то вроде домохозяйки, — предположил Вайг. — У них, поди, имелось какое-нибудь укрытие.
— Ты бы хотел на нее взглянуть? Вайг расплылся в улыбке.
— А она хорошенькая?
— Просто прелесть.
— Тогда да.
Найл отставил тарелку.
— Да ты ешь, не торопись, — сказал Вайг, — времени достаточно.
— Да я уже справился.
— Тебе лучше? — спросил Симеон, обращаясь к Вайгу.
— Думаю, да. Оно накатывает и откатывает. — Однако поднимаясь, он пошатнулся и невольно оперся о стену.
Служанка Крестия стояла с тон стороны двери. Она взволнованно поглядела на Вайга, но, к счастью, не стала к нему приближаться. Найл знал брата достаточно хорошо: от такой унизительной помощи он пришел бы в ярость.
Найл отпер дверь и впустил всех в комнату. Входя, снова вспомнил о своем сне. Память была настолько отчетливой, что он сейчас не сводил глаз с Симеона, ожидая, что тот сейчас будет делать. А тот лишь стянул одеяло и взялся за запястье девушки.
— Пульс ничего, нормальный. — Большим пальцем он приподнял девушке веки, затем открыл ей рот. — бог ты мой!
— Что там? — Найл тоже заглянул в рот и понял, что ошеломило Симеона. Кончик языка у девушки был раздвоен так, что напоминал жало змеи. Симеон осторожно коснулся его кончиком пальца.
— Бедняжка. Мне кажется, кто-то специально его разрезал.
Было понятно, почему он так считает: на кончике языка имелся клинообразный вырез.
— Зачем, кому это было надо?
— Может, говорила слишком много, — угрюмо предположил Симеон.
— А теперь она что, совсем лишена дара речи?
— Почему же. Говорить сможет, только с большим трудом. Обрати внимание, как часто ты при разговоре прижимаешь язык к зубам.
Он откинул одеяло к самым ногам и потянул паутину, по-прежнему стягивающую ей нижнюю половину тела.
— Давайте снимем это.
Симеон полез в боковой карман туники и вынул оттуда ножницы. Найл, можно сказать, с облегчением увидел, что размер у них вовсе не карикатурный, как во сне, а лишь чуть больше обычного; это, похоже, подтверждало, что сон был обычным порождением спящего сознания.