— Там доктор. Просит узнать, можно ли ему взглянуть на топор.
— Топор? Зачем он ему? А впрочем, пусть берет. И попроси, пусть останется к завтраку.
Только после того как она скрылась, Найл почувствовал, что усталость исчезла окончательно.
Войдя в комнату через пять минут, он застал Симеона сидящим у стола, на который доктор положил топор. Лезвие лежало на чистой белой тряпице, и Симеон сосредоточенно скоблил его ножом. Он был так увлечен, что не заметил, как Найл вошел, и глаза поднял только тогда, когда хлопнула дверь.
— Что такое ты делаешь?
— Делаю соскоб. — Он указал на дорожку бурых, почти черных мелких опилок на белой тряпице. — Хочу попытаться выяснить, действительно ли лезвие отравлено.
— Моему брату лучше?
— Хуже. Сильный жар.
Сердце у Найла тревожно екнуло.
— Что-нибудь серьезное?
— Едва ли. И в этом вся странность. Если бы это был яд, он бы, наверное, к утру уже умер.
Из кухни появилась Джарита с блюдом, где горой лежали коржики. Когда они уселись за стол, Найл спросил:
— Ты разве сможешь что-нибудь установить? — Он знал, что приборы в больнице у Симеона крайне незамысловаты.
— Первым делом я эти соскобы кину в соляной раствор, затем изучу под микроскопом.
— Под микроскопом? У тебя что, есть микроскоп?
Симеон самодовольно хмыкнул, макая коржик в мед.
— И не только он. В тех ящиках оказался просто бесподобный инвентарь. Шприцы, скальпель, даже спектроскопический анализатор. Ты сходил бы, полюбовался.
— Бурое пятно на лезвии — кровь Скорбо, — догадался Найл, — Может, жар у Вайга из-за него?
— Сомневаюсь. С какой стати? Кровь пауков не ядовита.
— А что, если на лезвии топора паучий яд? Симеон понимающе кивнул.
— Мне эта мысль тоже приходила в голову. Если яда совсем немного, то симптомы могут быть схожи. В таком случае он через день-другой придет в норму, когда выработается иммунитет.
Их прервал робкий стук в дверь. Джарита отворила. На пороге стояла грациозная блодинка. Найл узнал: Крестия, служанка Вайга.
— Сейчас подойдет мой хозяин навестить брата.
— Ну надо же, какая глупость! — возмущенно фыркнул Симеон. — Не успел оклематься, как… Вид у девушки был очень несчастный.
— Я ему тоже говорила…
— Так сейчас же ступай и скажи ему, что я запрещаю.
— Поздновато хватились, — Вайг уже стоял в дверях. — Я вот решил, дай-ка схожу, позавтракаю за компанию.
Если бы дело было к вечеру, Найл подумал бы, что брат успел набраться. Он слегка покачивался, а говорил медленно и невнятно, тщательно подбирая слова. Найл махнул Джарите:
— Накрой-ка еще и на моего брата. — Он прошел через комнату и взял Вайга за руку. — Пойдем, присядешь.
— Благодарю, — Вайг высвободил руку, — со мной все в порядке, только температура что-то подскочила. — Съехав на подушки, он спиной оперся о стену. — Есть не хочу. Сейчас бы просто фруктового сока или молока.
У Симеона был озабоченный вид и понятно почему. Лоб Вайга покрывала испарина, лицо было бледным. Под глазами темные круги — такие темные, что похожи на синяки — а бинт на правой руке набух кровью.
Джарита поставила на стол большой кубок с соком папайи. Вайг ухватил его обеими руками, жадно приник и осушил до самого дна, после чего зашелся кашлем. В конце концов, приложившись затылком к стене, он закрыл глаза; капля сока стекла в бороду. Найл смотрел на брата со скрытой тревогой. Когда дыхание у Вайга отяжелело и выровнялось, Найл ненавязчиво проник ему в ум, справедливо полагая, что в теперешнем своем недужном состоянии брат не осознает вторжения. Увиденное его встревожило. Вайг, несмотря на кажущееся бодрствование, на самом деле как бы полуспал, сознание его наводняли смутные образы из мира грез.