Нет, я не смеюсь. Я грущу. А вы считаете, что детям не надо говорить о том, что Александр Невский был прославлен и почитаем как святой благоверный воитель?
Вихоть круто повернула направо в тенистый зеленый переулок, слабо освещенный старыми желтыми фонарями, застроенный деревянными домишками с лавочками у калиток, она так резко рванула в сторону, что я чуть не пролетел мимо, но сумел сманеврировать и устремился вдогонку ее размашистому мощному шагу.
Да, я уверена, что это ненужная, вредная информация, мешающая неокрепшему детскому сознанию выработать четкое, ясное мировоззрение
Я вздохнул:
Бедный Владимир Мономах
При чем здесь Мономах? настороженно-подозрительно спросила завуч.
Дело в том, что основателя и собирателя Руси тоже почитали святым.
Ага, я вижу, Коростылев воспитал достойного ученика! ядовито заметила Вихоть, и я легко представил себе, как она распекает в учительской ребят-штрафников.
Я надеюсь, ответил я тихо. Я бы очень хотел быть достойным учеником Коростылева. И позволю себе заметить, что он не занимался религиозной пропагандой, а делал самое трудное, что выпадает на долю учителя
Интересно знать, что же вы считаете самым трудным в нашей работе? запальчиво спросила Вихоть, и меня охватила тоска от бессмысленности нашего разговора, его бесплодности и безнадежности. Нельзя словами раскрасить пепельно-серый мир дальтоника.
Я, наверное, не смогу вам этого объяснить, но сказать вам о том, чем занимался целую жизнь Коростылев, я обязан. Несколько десятилетий подряд он множеству детишек мягко и настойчиво прививал мысль, ощущение, мировоззрение, что класс, школа, город, страна, мир огромная семья этого маленького человека, и все нуждаются в его помощи и участии. Он приучал нас к мысли, что наша история это не хронологическая таблица в конце потрепанного учебника, а наша родословная, живое предание о нашем общем вчера, без которого не может быть завтра. Он объяснил, растолковал, уговорил нас всех, заставил поверить, что литература это не образ Базарова или третий сон Веры Павловны, а мироощущение народа, его ищущая, страдающая и ликующая душа, выкрикнутая в вечность А-а! махнул я рукой с досадой. Что там говорить сейчас!
Действительно, что вам со мной говорить! Где уж нам понять вас, столичных! обиженно проржала Вихоть. Но я, между прочим, на разговор с вами не набивалась
Это правда, согласился я. Впереди замаячил перекресток, и мне стало любопытно, куда она повернет налево или направо? Вы действительно на разговор со мной не набивались. Мне даже показалось, что вы избегаете разговора со мной.
Это почему же еще? вскинулась она и, убыстрив шаг, не дожидаясь моего ответа, свернула за угол направо. Чего это мне избегать разговора с вами?
Вы избегаете со мной серьезного разговора о том, что могло произойти в школе
А что должно было произойти в школе? Слава богу, в моей школе все в порядке! Она говорила с нажимом: В МОЕЙ ШКОЛЕ ВСЕ В ПОРЯДКЕ
Сомневаюсь
А мне безразлично, сомневаетесь вы или нет! К школе это не может иметь отношения И конечно, мне не нужно, чтобы вы без серьезных оснований тормошили всех, допрашивали-переспрашивали Всю школу перебулгачите, а результатов будет нуль
А у меня есть серьезные основания, сказал я уверенно. По крайней мере два
Даже целых два! Мне не расскажете, конечно?
Обязательно расскажу. Первое вся жизнь Коростылева была замкнута на школе. У него не было в привычном смысле личной жизни вне школы, бытовые проблемы его не интересовали. Поэтому, скорее всего, телеграмма была инициирована какими-то событиями в школе, о которых я обязательно узнаю. В этом я вас уверяю
На здоровье! Тем более что в информаторах нужды не будет. А второе?
Нам оставалось пройти два квартала и упремся в Комендантскую улицу. Там, где я ее увидел. Только мы должны были выйти на полкилометра раньше того места, где я оставил машину с Барсом.
Второе? не спеша переспросил я. Второе основание из области ощущений, бездоказательных, непроверяемых. Впечатления и предчувствия
Какие же именно у вас ощущения и впечатления? недовольно мотнула она головой, которой сильно не хватало дуги и удил.
Мне показалось, что вы не чрезмерно огорчены смертью своего коллеги
Она задохнулась от ярости, только рот широко открывала, как вынырнувший из глубины пловец.
Ну ну ну это, знаете ли дерзость нахальство
Ощущение не может быть дерзостью или нахальством. Мне так показалось, пожал я плечами. Впечатление у меня такое сложилось.
Наглость то, что вы мне говорите о своих дурацких впечатлениях! Ощущение у него! Что ж мне рядом в могилу ложиться? Так я ему не жена! Я в отличие от некоторых не какой-то там Янус двуличный, а скорблю со всеми, как полагается
Скорбит со всеми, как полагается. А ведь наверняка когда-то Кольяныч ей говорил, что Янус не двуличный, а просто смотрит он своими двумя ликами печальным и радостным в прошлое и будущее, скорбит и надеется. Да забыла она в суматохе жизни, много дел, должно быть, у такого энергичного завуча. Скорбя как полагается, вышли мы на Комендантскую улицу, и она отрезала:
Все, до свидания, вот мой дом, я пришла, и показала рукой на трехэтажное кирпичное сооружение на противоположном углу.
До свидания, Екатерина Степановна. Я вас еще обязательно навещу, уверенно пообещал я.
Она пошла через дорогу, бросив мне через плечо неопределенное:
Это уж как там получится
Впереди по улице еле просматривался в наступившей темноте мой автомобильчик. Я медленно направился к нему, на ходу обдумывая странный маршрут нашей прогулки. Вихоть шла к кому-то на свидание или в дом, но, встретив меня, передумала и, описав большой круг, вернулась к себе. Ах, как мне хотелось знать к кому она собиралась в гости?! К подруге? Портнихе? Сослуживице? Родственнице?
Во всяком случае, к кому бы Вихоть ни шла, она явно не хотела, чтобы я знал об этой встрече.
Я открыл дверцу, и Барс коротко радостно взвыл он тосковал в этой железной скорлупе, в отчаянии и безнадежности дожидаясь меня. Он толкался носом мне в затылок, в ухо, тонко горлово подвизгивал, будто хотел мне сказать что-то очень важное, и мука немоты судорожно скручивала его мускулистое поджарое тулово.
Терпи, брат, сказал я ему. Терпи. Такая у нас с тобой работа терпение, ожидание, внимание
Вслушиваясь в мой голос, он успокоился, примостился тихо на заднем сиденье, только уши по-прежнему стояли дыбом.
Поехали теперь к Наде
Ночи, настоящей тьмы в начале лета здесь не бывает. Когда я подъехал к дому, на востоке уже лежала сочная мгла, налитая густой синевой. А на другой стороне горизонта еще рдели остатки заката и небесный купол там не доставал до земли, размытый желто-красными бликами исчезнувшего за лесом солнца. И от этого казалось, будто ночь сама источает этот недостоверный перламутрово-серый свет.
Напротив дома Кольяныча стояла у калитки женщина. Наверное, я бы и не заметил ее силуэта, еле просматривавшегося в дымных сумерках, но она шагнула мне навстречу:
Вечер добрый Я Дуся Воронцова
Дуся сегодня уже дважды привечала меня и все-таки снова назвала себя, потому что привыкла за целую жизнь, что люди, едва познакомившись с ней, тотчас забывают ее невыразительное доброе лицо с мелкими чертами, словно размытыми многолетними огорчениями, тяготами и бабьими слезами.
Здравствуйте, Евдокия Романовна, я рад нас видеть
Ой, как хорошо! И заторопилась, быстро заговорила, словно спешила сказать, успеть передать, пока я снова не забыл ее. Надя не ложится спать, она вас дожидается. Она мне сказала: «Обязательно Станислав Павлович к нам зайдет». Надюшка у меня такая в слове твердая! И другим всем верит