Пока стояли светлые дни, Анна брала сына и ходила гулять за село, любуясь красотой таежного края, природа которого удивляла непривычным сочетанием растений. После степного простора Причерноморья, где взгляд легко скользит до самого горизонта, тайга поначалу показалась тесной. Вековые кедры вдали стояли стеной, закрывая горизонт темными кронами. То тут, то там встречались старые раскидистые дубы и орешины, дуплистые липы, а подлесок играл яркостью красок, которые цветистым морем поднимались на сопки, теряясь за их вершинами. Но подступиться к этой красоте оказалось не так просто: тучи комаров окутывали тех, кто только собирался войти в таежный мир. Болотистые берега Уссури плодили жалящих насекомых в великом множестве. Они словно охраняли бесценные богатства природы от человека, потерявшего понимание гармонии и уничтожавшего тайгу так же жестоко, как и своих соотечественников.
Но совсем скоро зима загнала людей в дома. Ноябрьские метели накрыли старое казачье село толстой белой шубой. В домах щедро топили печи: молочные струйки дыма уходили в такое же небо, лишь изредка открывающее неласковое зимнее солнце.
Ранним утром Анна проводила мужа и уселась поближе к печи с рукоделием. Валенки сынишки оказались коротки, и Анна решила добавить сверху полоску меха, отрезав ее от большой шкуры изюбря, подаренной местными охотниками.
«Чудные люди, эти инородцы7», думала Анна, с улыбкой вспоминая, как через день после переезда, в еще необжитую избу, что стояла на краю села, вошли трое мужчин. Один выделялся на фоне двух других более высоким ростом и ленивым, даже безразличным взглядом. Это был местный казак потомок славного казачьего рода, еще в прошлом веке обосновавшегося в Уссурийском крае. Худощавый, бледный лицом, говорил казак мало и протяжно. На вопрос мужа: «Как тебя звать?» он помял шапку в руках, поводил головой, рассматривая пустые стены и, будто вспомнив, ответил:
Однако, Федор.
Двое других оказались удэгейцами8: оба маленького роста, с круглыми смуглыми лицами и узкими глазами. Один, что помоложе, представился Ваской, и, указывая на второго, сказал с особым почтением в голосе:
Васко абуга9!
Оба что ли с одинаковыми именами пожал плечами Саша, не без интереса разглядывая гостей.
Нет, начальник, возразил младший удэгеец, я Васко, а это, он ткнул второго пальцем в грудь, отец Васко. Твоя понимать должен.
А мне его как называть? По фамилии?
Тибеула зови. И фамилия есть. Мы из рода Ёминка. Древний род. Охотники мы. Тайга ходить, зверя убивать, начальнику шкура приносить, он разложил гладкую коричневую шкуру оленя перед Сашей, а сверху кинул две пушистые шкурки соболя.
Это ни к чему, Саша было отодвинул подарки, но вмешался старый удэгеец.
Твоя брать шкуры, жена одежку шить мальчишке. Ёминка зверя промышлять.
Анна погладила мягкий соболиный мех и, почувствовав ладонью ласкающую нежность ворса, с надеждой взглянула на мужа.
Не обижай старика, начальник, бери, однако, добавил свое слово Федор.
Саша провел пятерней по волосам, пряча смущение.
Ладно, спасибо! Только больше не приносите ничего. Не положено. Так вы, значит в селе живете? усаживая гостей, спросил он, сменив тему.
Ёминка в селе зимой жить. Отец мой русский дом строить, там, старший удэгеец махнул рукой перед собой, как казаки строить. Летом тайга другой дом жить.
Кочуешь, значит, охотишься, подвел итог Саша, А ты? перешел он к казаку.
Тот помолчал, раздумывая или придавая себе важности Аня тогда так и не разобралась в его манерах и, сомневаясь в своих же словах, ответил:
А мы что мы? Живем тута, однако
Так и познакомились.
Пока Анна приторачивала мех к одному валенку, пришла Клава. Ей тоже нашлось место в одном из домов этого села. Саша подселил ее к немолодой молчаливой женщине, которая в прошлой жизни была врачом. Ее осудили за вредительство, разлучили с семьей. Отработав положенный срок в лагере, она получила призрачную волю вернуться домой ей не позволили, а поселили здесь и разрешили врачевать. Докторшу звали Фаина Ефимовна. Аня встречалась с ней в поселковой лавке: худая, маленькая, с огромными карими глазами, которые только и оживляли ее лицо, потемневшее то ли от горя, то ли от летнего солнца. Говорила она резким прокуренным голосом, смотрела недобро. Аня обратила внимание на ее ладони узкие, с длинными пальцами и очень сухой кожей, которая, казалось, может в любой момент лопнуть.
Что это вы делаете? снимая шерстяной платок, Клава привычно потрогала печь, убрала стул с дороги и подошла к хозяйке.
Тише, ты, граммофон, Шурик спит еще, Анна покачала головой, оглядываясь на зашторенную плотной занавеской постель сына. Да валенки у него коротки, снег в них набивается, боюсь, как бы не простудился, вот решила пришить мех. Видела, как у местных сделано.
Клава присела рядышком на лавку, подняла конец шкуры, с удовольствием провела рукой по гладкому ворсу.
Вы бы ему унты10 сшили лучше, чего шкуру на заплаты изводить!
Так я не умею! Аня закрепила нитку и взялась за второй валенок.
Эка беда! Попросите жену Ёминка. Она быстро сошьет, да и красивые с вышивкой.
Аня отложила работу, задумалась. Удобно ли ей просить у местных? Ведь не откажут, как же жена начальника! Но Саша строго-настрого запретил без его ведома ни у кого ничего не брать и не просить, да и лишний раз носа из дома не высовывать.
«Сиди в избе, ребенком занимайся!» так и сказал.
Но Аню тянуло к людям. Хотелось общения. К тому же на быт удэгейцев посмотреть интересно когда еще в жизни такое будет? Да и будет ли
И Аня решилась.
Знаешь, Клава, а ты права! Где, говоришь, живут Ёминка?
Собрав какие-никакие гостинцы, она укуталась, как баба, и, оставив сына с Клавой, пошла в поселок.
Легкие снежинки последний выдох ночной метели мягко кружились в воздухе, обволакивая село снежным туманом. Мороз щипал нос и щеки, и Аня плотнее прижала к лицу пуховый платок. Выбравшись на центральную улицу такую же заснеженную, но с колеей от недавно проехавших нарт, Аня пошла на другой конец села, отсчитывая избы, как ее научила Клава. Ноги то и дело проваливались в снег и, в конце концов, сбившись со счета, Аня поняла, что дом Ёминка ей не найти. Возвращаться к себе ни с чем не хотелось, и она завернула в поселковую лавку может там кто подскажет, как удэгейцев найти!
Рядом с избой, в которой располагался магазин, стояли нарты. Собаки, ожидая хозяина, не проявили к чужой женщине никакого интереса. Аня хотела погладить припорошенную снежком черно-белую голову лайки, но, не решившись, обошла упряжку и поднялась на крыльцо; потопталась, стряхивая налипший снег. Только хотела дверь открыть, как та сама отворилась, и в облаке теплого воздуха показался Тибеула Ёминка.
Я видеть из окна женщина одна по дороге идти. Я узнать женщина, он широко улыбался, отчего его глаза превратились в узкие щелки, а веера морщинок от их уголков пробрались под меховую остроконечную шапку с цветной кисточкой на макушке.
Здравствуйте, обрадовалась Аня и протянула руку, высвободив ее из варежки.
Дом заходить, а то холод в дом забираться, Ёминка потянул Анну за собой.
В магазине, облокотившись на прилавок, молодой казак ворковал с пышнотелой продавщицей. Аня сухо поздоровалась и заговорила с удэгейцем.
Мне бы обувку для сына, я хотела жену вашу попросить сшить такие, как вы носите.
Унты? понял удэгеец. Жена Ёминка шить! Почему не шить мальчишке
Спасибо! Аня заулыбалась.
Снежинки растаяли на ворсинках ее платка и волнистой челке, и капли влаги сверкали на них, как хрустальные.
Моя жена шить. Вы сидеть дома. Я сам приносить, старик собрался уходить, прихватив котомку с товарами.