Я перешагиваю порог и спешу в комнату деда и бабки. Меня поселили к ним несколько лет назад после второй моей попытки выскользнуть из дома посреди ночи.
а вот и Красная Птица!
Похолодев, я замираю на месте и едва не падаю.
О нет, только не это!
Даже мои одержимые хризалидами родичи, радостно гикающие при появлении всех прославленных боевых единиц, стыдливо умолкают. Никто не хочет признать, что Красная Птица самая сильная хризалида в Хуася. Единственная наша хризалида класса «Король», высотой примерно пятьдесят метров в своем Исходном Облике. Но ее пилотирует Ли Шиминь, Железный Демон, наполовину жунди, бывший обитатель камеры смертников, убивший собственного отца и братьев, когда ему было всего шестнадцать. Сейчас ему девятнадцать. Его казнь отложили на неопределенный срок только потому, что у него до жути высокое духовное давление, самое высокое за последние двести лет.
У пилотов-наложниц всегда есть риск, что они умрут во время битвы, но те, кто попадает к нему, обречены на неминуемую смерть.
Выжить не удалось никому.
Девушка скоро умрет.
Эй!
Голос отца выдергивает меня из моих мыслей. Я испуганно вздрагиваю, хватаясь за деревянные стены.
Ножки его стула скрипят о бетонный пол. Он встает, по нахмуренному лицу скользят тени.
Ты почему такая грязная?
Ледяной пот скапливается у края моей повязки.
Упала на террасах.
В кои-то веки не соврала.
Из планшета доносится лязг столкнулись дух-металл и ци. Мои дед и брат продолжают смотреть, словно все в порядке. Отец обходит их и устремляется ко мне. Узел поредевших волос жалко болтается на его голове и бьет по затылку.
Смотри у меня, если ты водишь шашни с каким-то парнем!
Конечно, нет. Я отступаю назад и ударяюсь плечом о дверь в комнату деда и бабки.
Соврала наполовину. Я просто разбила чье-то сердце.
Отец подходит ближе, нависает надо мной так, что у меня начинает двоиться в глазах.
Смотри у меня, если не пройдешь проверку на девственность
От одного этого слова меня встряхивает, и страх улетучивается.
Говорю в последний раз никто в меня не пролез! кричу я. Прекрати! Тебя на этом переклинило.
Он потрясенно моргает. Но я чувствую, как в нем поднимается ярость.
Я проскальзываю за дверь и захлопываю ее перед его носом.
Что ты мне только что сказала? От его криков дрожит дом, кулаки молотят по двери. Латунная ручка сотрясается, судя по звукам, в ней что-то сломалось.
Я ноги разматываю! Прижавшись спиной к двери, я начинаю выполнять свою угрозу. Незабинтованные ступни гораздо более неприличны, чем обнаженная грудь. Не говоря уже о запахе гниющей плоти, который можно причислить к биологическому оружию, единственному в своем роде. Девушки должны поддерживать фантазии о своей красоте и изяществе, пользуясь духами, нося вышитые туфли и никогда не снимая обмотки ни перед кем, даже своими мужьями.
Кулаки отца оставляют дверь в покое, но легкие продолжают работать. «Непочтительная! Неблагодарная! Шлюха!»
Типично.
Доносится слабый голос матери, пытающейся успокоить отца. Брат смеется. Дед подкрутил звук трансляции до предела. А в хризалиде ради всего человечества умирает девушка.
Я не решаюсь выйти из комнаты на ужин.
В животе урчит и булькает, как овсянка, которой ему хочется, но я не покидаю плетеное кресло моей бабки и держу ступни в деревянном корыте том самом, в котором их готовили к переломам.
«Вот видишь! Ну и нечего бояться, что твои родственнички пострадают» с этой мыслью из глубин подсознания просачивается моя гнилая, отвратительная сущность.
Я выдергиваю деревянную пробку из высокого термоса, который мои дед и бабка держат в своей комнате.
«Им на тебя наплевать».
Выливаю в корыто очередную порцию горячей воды. Лекарственные травы и коренья бешено крутятся под струей, окрашивая воду в красно-коричневый цвет цвет крови, забытой в темном углу.
«Вот и ты на них наплюй».
Над моей головой жужжит фонарь. В мрачных углах комнаты движутся тени, и кажется, что они подползают ближе. Я опускаю термос и устремляю пустой взгляд на кучу соломы рядом с кроватью деда и бабки мое ложе для сна. В Хуася есть такая пословица: девушка, вышедшая замуж, как вода, выплеснутая за дверь. В отличие от своего брата Далана, который передаст следующим поколениям имя семьи У, будет жить в доме и заботиться о родителях, я не оставлю долгого следа в жизни родичей. За меня нужно назначить цену и сбыть с рук. У меня нет даже собственной кровати они этим не озаботились.
Из-за стены доносятся приглушенные звуки: стук палочек о миски, восторженная болтовня Далана о битве. Хризалиды победили. Разумеется. Если бы сражение закончилось иначе, в деревенских громкоговорителях взревели бы сирены, и мы бы бросились на восток, как наши предки из провинции Чжоу.
Взрослые помалкивают. Надеюсь, они думают обо мне.
Надеюсь, сходя в могилу, они пожалеют о том, как относились ко мне и Старшей.
Впрочем, людей, приговоренных к семейной казни, не кладут в могилы.
Я вздрагиваю, выталкивая из головы образ наших гниющих тел, висящих на Великой стене.
Открывается дверь. Я сжимаюсь в кресле, не зная, на чем остановить взгляд, и надеясь, что глаза у меня не такие красные и опухшие, как кажется мне самой.
Мать, доковыляв до меня на перебинтованных ногах, протягивает мне миску с овсянкой. Я принимаю ее с неловким кивком. Обхватываю холодными пальцами горячий фарфор. Горечь, как слезы, заполняет мой рот. Мать садится в изножье кровати. В животе у меня тугими кольцами сжимается напряжение.
«Что ей нужно?» огрызается какая-то часть меня, а другая часть продолжает свое: «Останови меня!»
Тяньтянь, произносит она мое детские прозвище, потирая старые ожоги на руках, нельзя разговаривать с отцом в таком тоне.
Он первый начал. Я бросаю на нее сердитый взгляд, хотя мои щеки обжигает стыд. Подношу миску ко рту, чтобы спрятать лицо.
«Останови меня! твердит каждый удар моего сердца. Останови меня. Останови».
Но мать лишь печально хмурится:
И почему тебе всегда нужно все портить?
Я крепче сжимаю миску.
Мама, ты правда думаешь, что, всегда уступая, ты облегчаешь себе жизнь?
Дело не в легкости жизни. Важнее сохранить мир в семье.
Я издаю мрачный смешок.
Скажи ему, пусть не волнуется. Через два дня я уйду. И тогда он получит свой мир.
Мать вздыхает:
Тяньтянь, просто твой отец очень сильно переживает. В глубине души он знает: ты в конце концов образумилась, поняла, что важно на самом деле. Он гордится тобой. Она улыбается. Я тобой горжусь.
Я скованно поднимаю голову.
Вы гордитесь мной, посылая на смерть?
Еще неизвестно, как все сложится. Она избегает моего взгляда. У тебя сильный разум. Разве тестировщики не сказали, что твое духовное давление выше пятисот? В пять раз больше среднего уровня! И это было четыре года назад. С тех пор оно наверняка поднялось. Ты и принц-полковник Ян можете стать Слаженной Парой. Ты можешь стать его Железной Принцессой.
В Хуася всего три Железные Принцессы! В моих глазах стоят слезы, скрывая за туманной дымкой лицо матери. Их духовное давление несколько тысяч! Какие у меня шансы? Это всего лишь фантазии, чтобы заморочить головы девушкам.
Тише, Тяньтянь. Мать бросает испуганный взгляд на дверь.
Тебя эти фантазии тоже утешают? продолжаю я. Помогают спокойно спать по ночам?
Ее глаза влажно блестят.
Почему ты не можешь просто принять, что делаешь доброе дело? Ты станешь героиней. А эти деньги Далан сможет отдать за невесту.
Я швыряю миску на пол. Фарфор разбивается, овсянка разлетается вязкой горячей массой.
Тяньтянь! Мать неуклюже понимается на ноги. Тут спят твои бабушка и дедушка!
Да ну? И что они мне сделают? ору я, повернувшись к двери. Побьют, чтобы я оттолкнула Ян Гуана свежими синяками? Отправят в свинарню, чтобы я оттолкнула его запахом? Если вам так сильно нужны эти деньги, вы больше ничего не можете мне сделать!