Звали, мадам?
Кошачий голосок, развязный тон, манеры вкрадчивые. На миг даже показалось, что в дверь вошла Кисуня, моя коллега и условная подружка. Но, как только я обернулась, наваждение рассеялось. Девица, стоявшая в кабинете, была маленькой, фигуристой, глазастенькой и улыбалась так, будто я была мужчиной.
Как твоё имя?
Пелагеей крещена.
Петь умеешь?
Что, мадам?
Что слышала.
Кошачий голос начал слегка раздражать. Она всё прекрасно расслышала. Играет. Я села, закинув ногу на ногу, повторила:
Ты умеешь петь, Пелагея?
Так петь-то мы все умеем, схитрила она.
Ты тут почему?
А почему девки идут в заведение? Пелагея сморщила носик и рассмеялась так, что я поняла она тоже жертва. И у неё история, как у остальных выгнали, стала ненужной. Только Пелагея решила скрывать свою историю за показной беспечностью и таким же показным смехом.
Конкретнее, потребовала я бескомпромиссно, прекрасно зная, что девушка соврёт.
Да замуж хотела я, а он меня совратил и бросил.
Ага, понятно. Ну, может и правда.
Что ты умеешь, Пелагея?
У меня возникла слабая идея, очень слабая. Кафе тут не сделаешь, ресторан тоже. Нет, можно, конечно, если выгнать всех девушек и сделать большой ремонт. Но куда они пойдут?
Умеешь ли ты играть на каком-нибудь инструменте? Танцевать? Петь?
Я, мадам, хорошо умею разговаривать с мужчинами и денег у них просить.
А вот теперь она сбросила личину кошки и встала передо мной, будто голышом. Ноздрями дёрнула. Плечами повела. Сказала грубо:
А больше нам ничего уметь и не надо.
Хорошо, пробормотала я. Иди. Позови мне Настасью.
Пелагея вскинула голову и вышла с таким гордым видом, словно была потомственной аристократкой. Я вздохнула. Ну, не всем же быть милыми няшками Всегда есть стервы. И мне попалась Пелагея. Прямо себя увидела в ней. Я тоже стервой была когда-то, пока не поняла, что все одинаковые, и всё одинаково.
Настасья вошла, кутаясь в платок. Угловатая, курносая, с некрасивым, но милым личиком. Простенькая. Именно таких любят хорошие дядьки знакомых и родных. Обстоятельства таковы Так случилось А она не такая. Как и все, ждёт трамвая.
Настасья, почему ты здесь?
Так ить лучше, чем в ночлежке, удивилась она. Тама и убить могут, а тут Ксенофонт не дал бы.
А ты петь умеешь?
Петь? она запнулась на миг, потом раскинула руки, улыбку изобразила на лице и вывела низеньким, но уверенным речитативом: Ай как у нас на вишнях девки собиралися! Ай как собира-али, да не всё собра-али! А вишня попадала-а, барин осерча-ал!
Стоп! Тихо! рассмеялась я. Не надо больше.
Мадам, а мадам! Вы меня только не выгоняйте, а! взмолилась девушка. Я ведь всё умею, всё! Я и стирать могу, и убирать! Я горшки могу выносить, я бокалы натирать могу! И шить, и штопать!
Настасья, строго сказала я. Почему ты думаешь, что я тебя выгоню?
Так Пелагеюшка вона сказала Кто петь не умеет, того вон!
Я встала. Так-так, уже начинает воду мутить Пелагея. А ведь только минуту, как вышла из кабинета Её надо держать на виду, эту кошку драную. Вкрадчивые манеры подлянки будет крутить. Поэтому Нет, я её выгонять не буду. Но и головы дурить не дам.
Слушай меня. Скажи девушкам, что никого выгонять я не стану и каждой найду место по способностям.
Мадам так добра, пробормотала Настасья чуть ли не в слезах.
Но! Наше заведение станет другим.
Как это? Не поняла.
Потом поймёшь, мне надо подумать. Скажи мне, кто там ещё остался, кто ко мне не приходил?
Разве только Аннушка, обернулась на дверь Настасья. Я видела, что ей не терпится побежать к своим и рассказать о том, что я ей поведала.
Зови. И вот что, есть тут что поесть, или где-нибудь заказать еду? Я голодна, да и вы, наверное, тоже.
Могём сбегать в трактир, мадам! на радостях воскликнула Настасья. А уж там что желаете: и щец, ежели есть, и кулебяки можно взять, али каких солений!
Возьми всего понемногу, а денег
Так я скажу на ваш счёт записать, мадам!
А так можно?
А как же! Записывали, бывало!
А там долг есть?
Я спрошу, ежели желаете!
Спроси. Бумагу пусть напишут. Я расплачусь.
Настасья выскочила из кабинета, а я снова встала. Надеюсь, мадам Корнелия не оставила мне слишком много таких долгов. Подъёмный капитал-то она мне дала, а вот хватит ли его, чтобы осуществить ту туманную идею, что родилась в голове
Мадам, звали?
Аннушкой оказалась самая молодая, самая тихая и самая интеллигентная с виду девушка. Она была высокой, худенькой и почти плоской. Ни груди, ни попы. Если бы не корсет и длинные волосы, закрученные в вычурную причёску по типу моей, можно было бы назвать Аннушку мальчиком, переодетым в женское платье. Да и лицо у неё было таким Вытянутым, со впалыми щеками, с выпуклыми скулами.
Девушка скромно остановилась у двери, сложив руки на животе. Я спросила рассеянно:
Ты петь умеешь?
Нет, мадам.
А что умеешь?
Играть на рояле.
Серьёзно? вскинулась я. А что играешь?
Этюды, симфонии Могу подобрать популярные романсы.
Училась?
Шесть лет с учителем музыки, мадам.
Подожди, ты училась музыке?! удивилась я, принялась рассматривать её пристальнее. Интеллигентный вид может скрывать всё, что угодно. Аннушка зябко поёжилась и сказала тихо, словно стесняясь:
И музыке, мадам, и иностранным языкам. Я бегло говорю по-французски, по-немецки и знаю латынь.
Честно? Нет, я просто не смогу тебя проверить, потому что по-французски могу только «бонжур», «мерси» и «сан санкант эуро».
Здравствуйте, спасибо и сто пятьдесят, автоматически перевела Аннушка, а вот чего именно не знаю.
Ну это понятно, выдохнула я. Да ты находка! Отлично! А почему ты здесь?
Мадам позволит мне не отвечать на этот вопрос? осведомилась Аннушка. Всё это безо всякого выражения на лице. Будто уже ничего не могло её взволновать или обрадовать.
Я кивнула. Потом я всё равно узнаю больше, но сейчас это не принципиально. Пусть даже она аристократка. А пока
Мадам!
В кабинет вбежала Аглая, толкнув Аннушку. Вид у девушки был перепуганный. Она приложила ладонь к высокой груди и выдохнула:
Полиция!
Глава 4. Отбиваюсь
Вслед за Аглаей в кабинете оказалась Авдотья. Бледная, как мел, дочка провинциального полицмейстера вся дрожала мелкой дрожью и смогла только проблеять:
Мадам, прятаться?
Я глубоко вздохнула несколько раз, чтобы прийти в себя. Нет, нельзя так меня пугать, что ж такое! Потом оглядела девушек и твёрдо сказала:
Прятаться не надо. Всё будет хорошо. Аглая, останешься со мной, а остальные разойдись. И оденьтесь поприличнее, пожалуйста!
Авдотья помертвела. Я понимала её прекрасно, но прятать не собиралась. Надо сделать ей документ, а без полиции в этом деле не обойтись. Поэтому полицию я приму, объясню всё по-человечески. Не звери же, не съедят за отсутствие паспорта!
Аглая посмотрела в спины удалившимся товаркам и тревожно спросила у меня:
Мадам, вам не кажется, что Авдотью лучше спрятать?
Вечно прятаться нельзя, запомни это.
Я посмотрелась в висевшее на стене зеркало, поправила выбившийся локон и покачала головой. Лучше я была бы в своём платьице, тогда местная полиция наверняка потеряла бы челюсти ещё на входе. Но да ладно.
Пошли, Аглая, встретим полицию.
Она запахнула шаль на груди и снова нацепила на лицо выражение ироничной кокотки. Я тихо заметила:
Поскромнее личико сделай.
А то вы, мадам, нашей полиции не знаете, фыркнула она. Мужики они везде мужики, даже одетые в форму с эполетами! С ними себя держать надо.
И всё же.
Учить она меня будет
Я первой вышла в зал. Девушки оттуда испарились, зато по комнате прогуливались двое полицейских в тёмно-зелёных мундирах с простенькими погонами на плечах и в фуражках, похожих на кепи. Третий господин был в штатском. И он сразу мне не понравился.
Когда ты работаешь в злачной профессии, очень скоро начинаешь считывать людей, как открытую книгу. Двое в форме простачки, любят пожрать вкусно да выпить винишка, ещё не женаты, но не против были бы. А главный в этой троице человек скрытный, но честолюбивый. Служит по призванию. Сажать в тюрьму нарушителей это его хобби, за которое удачно платят зарплату. И глаза у него такие Честные! Незамутнённые. Он и после службы не пройдёт мимо старушки, укравшей булочку от голода, водворит её за решётку и пойдёт спать с чувством отлично выполненного долга.