В аптечке имелось много всего — не
аптечка, а небольшой чемоданчик с распоследними медицинскими чудесами, инструкции к которым я подробно изучил на досуге. При этом лежали там и самые
обычные хирургические инструменты, необходимые нашему брату экстремалу, в частности проволочный зонд и пара гинекологических щипцов. Эти жутковатого
вида предметы как нельзя лучше подходили для извлечения пули из раны. Один из них, кстати, так «пулевым» и назывался — для того чтобы достать мягкую
ружейную пулю, самое то что надо. Но сначала надо понять, как глубоко во мне засел бандитский подарок.
Я решил, что пары шприц-тюбиков с местным
анестетиком и морфием для начала мне будет достаточно. Оказалось, переоценил себя. Когда я ввел зонд в рану, показалось, что еще пару сантиметров
вглубь — и отрублюсь напрочь.
— Помочь? — поинтересовался Японец, со своей табуретки наблюдавший за процессом. Я помотал головой — лучше тебя
самого никакой хирург не почувствует насколько погано обстоит дело.
Дело обстояло не очень. Бедра у меня мясистые, много прыгать-бегать
приходилось и в детстве, и позже, вот их и разнесло. Пуля же засела глубоко и, похоже, неслабо деформировалась. Тянуть щипцами замаешься, и далеко
не гарантия, что достанешь. А если и достанешь, то рану разбередишь страшно — чтоб щипцы в нее ввести, ее расширить придется, плюс расплющенный
комок свинца ее раздерёт. Загниет после операции как пить дать, даже регенерон не поможет.
Я вытащил зонд, откинулся на спинку кровати и
улыбнулся.
— Подкинь-ка мне еще один шприц, — сказал я. — А потом тащи сюда свой шомпол.
— Ты хорошо подумал? — поинтересовался Японец,
протягивая мне пластмассовую ампулу с иглой на конце.
— Лучше не бывает, — сказал я, втыкая в трицепс иглу.
Когда морфий колешь не по вене, а в
мышцу, то «приход» намного мягче. Тебе просто хорошо, боль воспринимается как нечто постороннее, к тебе отношения не имеющее. Хотя смотря какая
боль…
— Этот тюбик был последним? — спросил Японец, протягивая мне раскаленный шомпол. Конец стального прута, за который он держался рукой, был
обернут толстым слоем бинта.
Я кивнул.
— Может, лучше было по вене пустить?
— Тогда б я просто отъехал и пулю не почувствовал, — сказал я,
поливая стальной штырь хлоргексидином. Шомпол зашипел, словно разъяренный кот, после чего я дополнительно протер его стерильной салфеткой, смоченной
в спирте.
Самое время.
Я осторожно согнул ногу в колене и ввел в рану еще теплое железо. Под кайфом было, конечно, проще, но, когда шомпол начал
раздвигать раневой канал, кайф куда-то делся, словно я и не колол ничего. Наверно, морфий с потом вышел, который заливал мне глаза и градом стекал с
шеи за воротник…
Война и Зона — синонимы, это каждому ясно, кто побывал и там и там и кому есть с чем сравнивать. Так вот, обе эти подруги только
на картинках хороши. Или в романах. Или в кино, если режиссер не хочет пугать зрителя или сам ни черта не знает о том, что снимает. Или в игре
компьютерной. Но что такое на самом деле война, понимаешь лишь на войне. Когда руки-ноги оторванные, еще сокращающиеся увидишь. Когда первого врага
своими руками пристрелишь, или и того хуже, на нож примешь.