Таких кроватей навалом осталось в Зоне с прошлого века, если повезет, можно и не особенно ржавую найти, которая твой вес выдержит. Мне повезло. Даже
надувной матрас подо мной имелся, прикрытый клеенкой. Почему клеенка, понятно — чтоб кровищей не измазал недешевый в этих местах предмет роскоши.
Интересно, меня на этой койке собрались разделывать как говяжью тушу или будут еще варианты развития событий?
Предположение не было лишено
оснований, так как во рту у меня находился обрезок резиновой полицейской дубинки, зафиксированный ремнем на затылке. И конечности оказались
привязанными к раме кровати. Так что мне ничего не оставалось делать, как, повернув голову, попытаться разобраться в обстановке.
Обстановка
оказалась спартанской, как и само помещение. По всем признакам подвал, причем на удивление сухой. Метров пятнадцать площади, кирпичные стены, с
потолка на проводе свисает «вечная» лампочка — распространенное в Зоне явление, когда светильники, оставшиеся целыми со времен Первого Взрыва, горят
сами по себе без источников питания. У стены самодельный стол, на нем керосинка и нехитрая снедь, разложенная на газете, — хлеб, колбаса, консерва
открытая. Возле стола табуретка. И еще одна возле железной печки. На второй табуретке сидит Черный Сталкер и прокаливает на огне автоматный шомпол.
Картина мне сильно не понравилась, особенно шомпол. Но делать было нечего, оставалось только ждать. Тем более что штанина на моей ноге оказалась
разрезанной, и тампакс из раны выдернут. Так что еще немного — и все прояснится. То ли пытать он меня собирается, то ли лечить, что, впрочем, одно
от другого вряд ли будет особо отличаться.
— Очнулся? — поинтересовался Японец — без его экзотического одеяния мне было проще называть его старым
прозвищем. И, пошевелив в огне шомпол, пояснил: — Спирт кончился. Придется так стерилизовать перед зондированием раны.
Я замычал вторично. Японец
вздохнул, оставил раскаленный прут в печке и снял повязку с моего рта.
— Только тише, — сказал он. — По болотам звук разносится — мама не горюй, а
ты в бреду стонал как раненый конь.
— В рюкзаке аптечка желтая. Мог бы догадаться залезть, — произнес я — и поморщился от вкуса резины во рту. Вот
изобретатель хренов, японская его мама, до чего додумался! Хотя, надо признать, от японца у него только прозвище и специфическая подготовка, которую
он получил в клане якудзы. А так с виду обычный парень, каких тысячи с абсолютно незапоминающимися чертами лица. Нормальная внешность, в общем, для
профессионального убийцы.
— Я по чужим рюкзакам не лазаю, — буркнул Японец.
— А это что? — повел я головой на кучу распотрошенных вещмешков,
судя по виду бандитских.
— Это трофейные. Разница есть?
— Есть, — согласился я. — Короче, в аптечке и спирт, и все остальное.
Японец кивнул,
потом посмотрел на бинты, которыми были стянуты мои запястья и щиколотки.
— Режь, — сказал я. — Больше стонать не буду.
Я так и не понял, чем он
перерезал мои путы. Просто рукой махнул — и обрезки бинтов попадали на пол. Как-нибудь на досуге надо будет растрясти его на тему где и как он
прячет свои ножики. Конечно, мы тоже не лыком шиты, но лишняя информация на эту тему никогда не помешает.