Брат и полковник, отстреляв свои БК, с величавым тактом пошли следом. Семка засеменил последним, не выстрелив больше ни разу.
Кругом сосновый бор, одетый в белое, хрупкое. На стволах обветренная пелена мхов. На ватных кронах многоярусность переспевших снегов. Сквозь прохудившийся лоскут бело-серого моря облаков мелькнуло солнце неспешно полился белесый, подслеповатый свет, рассыпающий блики-искры по голому, ровному снегу с редким звериным следом.
Дядь Толя, зачем машину-то попортил?
Алекс кутался в полковничью шубу каждый участник выезда на «охоту» получил от Полкана личное одеяние из дорогого, строго натурального меха. Подходило не всем кому (Алексу) фасоном, кому (Семке) размером, кому (Алене) идейно, но полковник и слушать ничего не желал.
Дядя Толя, поправив на плече ружейную лямку и резко обернувшись, сурово глянул на Семку тот понял однозначный намек и резко сбавил шаг. Алена же, напротив, ушла далеко вперед.
Старый конь уже не тот. Давно хотел его пристрелить.
Полкан подвесил странную фразу с четкой предпосылкой для уточняющих вопросов.
Ты какой-то странный стал, с тех пор, как уезжал в «как-нибудь и когда-нибудь расскажу». Сам не свой который день, Алекс переживал за полковника, как за родного отца.
Это самая подходящая формулировка, малой. Ездил в Чечню.
Полкан горько хлебнул коньяк, и голос его оказался заперт в бутылке, точно не ясно как туда втиснутый кораблик в памяти возникла бесконечная красота кавказских гор, созерцаемая им в недавнем прошлом в компании такой же бутылки и новизны узнанного о судьбе сослуживцев, жизнерадостно смотрящих на него с выцветшей фотографии.
Понял. Опять искал ответы на вопросы войны?
Да. Только в этот раз нашел.
Опа. Ну-ка, расскажи.
Да че рассказывать? отмахнулся Полкан. Пришел ко мне как-то раз один малый, я, говорит, медиум. Я ему говорю: «Открой свой третий глаз и пиздуй на хуй отсюда». Он и бровью не повел и начал рассказывать про моих Моих одно Однополчан, с которыми мы под жесткий за-замес тогда попали, рассказывал детали, ко-которых знать не мог. Рассказывал, что за ним ходит один из них, из моих, и все рассказывает, что слу-случилось с остальными. Просит, мол, чтобы я их нашел всех. Всех. Только не жилец он давно, тот летеха, по-понимаешь?
Полкан приложился к бутылке всей душой, чтобы утолить жажду быстро испаряющегося на холоде опьянения и прижать к ногтю нахлынувшее волнение, рожденное острозаточенными воспоминаниями.
Разводила очередной, что ли, этот медиум? скривился Алекс, кутаясь в теплоту шубы поглубже.
В том-то и дело, что нет. Я все за-записал, что он рассказал, и поехал. Всех нашел, большинство, понятно, на том свете. Но мо-могилы были там, где он сказал. А самое главное, нашел и живых. Одного даже из, так сказать, рабства пытался выкупить его тогда в плен взяли, а потом, после войны, он там так и остался, контуженный, память почти полностью потерял. Да и прижился уже. Уезжать не захотел. Остался
Дела
Ага, полковник тяжело и глубоко вдохнул студеный воздух и чуть успокоился. А медиума и след простыл, я ни адреса, ни телефона не записал. Думал, как и ты, что развод. Оказалось, нет. Теперь ищу его, думаю, как отблагодарить. Он, когда приходил, о деньгах или чем-то еще ни слова не сказал. А ко мне так просто никто не приходил, сколько себя помню, просто что-то рассказать, что-то сделать для меня, ничего не прося взамен.
Ну в баню поедем на следующие выходные, раз уж сегодня не сложилось, все расскажешь в деталях, может, помогу его найти, раз такое дело. Дядю Сэма возьму с собой, батин еще остался, у него степень очистки, как у только что исповедавшегося.
Лишь бы ты опять не начал потом, как в тот раз, с прокурорскими бегать по улицам с голой жопой и по фонарям шмалять, Полкан скоропостижно невесело улыбнулся.
Было дело. Бухой был.
Алекс хитро улыбнулся возможностям власти, создающим для теплого и удобного душевного убежища его торжествующего «Я» идеальные условия существования бегло влитый внутрь алкоголь напомнил о банном угаре двухнедельной давности, где Алекс крепко пил с конторскими, а припозднившийся дядя Толя застал группу молодых людей вместо фиговых листьев прикрытых лучезарными ксивами и навскидку палящих из табельного по безоружным электрическим факелам.
Полковник, шаркая, уперся взглядом в белый снег.
Только теперь проблема нарисовалась. Проблема посерьезнее. Мне теперь стало как-то пусто на душе, понимаешь. Так был какой-то нерв, была какая-то предельная конкретика нужно искать ответы. Теперь ответы есть. И стало пусто, глухо. А я думал, стану счастливее. Дурак. Вот и забухал. И так уже месяц. Я получил, что хотел, и завял. Теперь поливаю себя бухлом, думая опять зацвести, зная, что этого уже не будет. Медиум сделал хорошее дело, но и сломал меня. Никогда бы не подумал, что так будет. Никогда бы
Дела Алекс чокнулся с полковником бутылками. Все еще будет.
У вас будет, малой, у молодых. Не у меня. Да мне и не нужно уже «Я ведь помню их, рваных и седых, все ищу ответ. Я за тех парней, тех, кто кормит вшей в восемнадцать лет. Бьется мысль о мысль, вдруг сорвался вниз Рикошет» смахнув скупую слезу, тихо напел сквозь вихрь воспоминаний о войне неисправимо испорченный властью полковник и, унесенный этим вихрем к боевым товарищам, становящийся вновь настоящим офицером.
Компания вышла к трассе, размазывая застывающую снежную слякоть об асфальт. Семка, боязливо озираясь и боясь лишний раз вдохнуть, чистил сапоги об отбойник. Алена стояла поодаль с бесконечно недовольным лицом, глубоко кутаясь в безразмерную шубу и ненавидя зиму в каждой мелочи. У Алекса зазвонил телефон.
Да. Ага. Ну. Так. Так. Че?! В смысле?! Это как так?! голос его менялся от «приветдруг» до «сукаещеразсюдапозвонишь». Что значит «не получается»?! Ты же сам кричал, что это терпила терпилой? Ага. Да я уже понял, как ты все разрулишь. Ага, давай, блядь.
Нужна помощь? спросил облокотившийся на отбойник полковник с явственной угрозой в голосе для не справившихся с задачей.
Посмотрим. Может быть. Мальцев твой не так хорош оказался, как ты обещал. На лоха не смог повесить тот кипиш, цедил злость сквозь зубы Алекс.
Странно. Он таких уже с десяток закрыл. Ну да хер с ним, придумаем что-нибудь. Пора ловить попутку!
Полкан выпил оставшуюся половину бутылки императорскими глотками, не моргнув и глазом, сделал развалистый шаг на промерзшую дорогу и поднял руку с опустевшей поллитровкой сигнал водителям, есть желающие прокатиться до города с ветерком.
Сделав шаг, полковник, конечно, не знал, что этот шаг станет последним шагом в его жизни. За мгновение до этого груженая фура пошла в занос. Полковника снесло как пушинку. Только что он стоял здесь, а теперь его нет. И как будто не было вовсе. Алена, Алекс и Семка застыли в оцепенении холода пронесшейся рядом смерти.
3
Незаметно минула половина года. Весна потушила мосты, а лето ветром перемен одело мир в зеленое. В свежее и прекрасное. В новое и непорочное. В сочное и желанное. Мир летом кровь с молоком.
Вова шагал по улице энергичной походкой, заложив руки в карманы, под мышкой кипа рабочих бумаг, зудящих и требовавших подписи.
Лазурный полдень густо пах сиренью, поздно, впопыхах распустившейся. Летела одинокая, переливающаяся в лучах паутинка, совершенная, как дцать первый летний день. Трава на клумбах была подробно усеяна мерцающими созвездиями повылуплявшихся одуванчиков, опаляемых строго вертикальным солнцем и служащих посадочной платформой для винтокрылых стрекоз. Спел цветов аромат. Струился цвет лета. Легкокрылый ветер прокатывался позолоченной волной по кончикам листьев. Пух кружил по спирали, взметался вверх, собирался в тончайшие ручейки у обитых бордюров. Пух требовал всем своим естеством поднесенной, как в детстве, спички, требовал ритуального очищающего огня, стремительно убегающего куда-то вдаль.