Пошли толкать, скомандовал Полкан, отворив дверь. Леля ты за руль.
Разрешите приступить к выполнению поставленной задачи? ядовито дерзила Алена.
Ты глянь на нее, полковник, выйдя, упер руки в боки. Вся в мать! Разрешаю!
Алена пересела за руль, полковник с Алексом сбросили увесистые меховые, на манер царской семьи на охоте, одеяния и пристроились сзади. Семка прижался к капоту, закатив рукава вязанного свитера с оленями, хотел изобразить из себя мужика и свести Алену с ума.
То назад, то вперед давай, сестра! кричал Алекс.
Чего орешь? Алена высунулась из окна. Не дома. И дома не ори.
Педаль газа. Педаль тормоза. Рукоять в положении D. Рукоять в положении R. Грязь. Падения. Смех. Коньяк. Толкаем дальше.
Минутная стрелка отмотала двадцать витков вокруг оси Семка, расправив покатые плечи-крылья, решил проявить инициативу, рожденную досадно доминирующими раболепными мыслями:
Надо подложить что-то под колеса.
Подхалим выслуживался, снимая обувь красные мокасины на меху, где он их раздобыл одному богу известно. Хотя, скорее всего, и он не в курсе.
Преемственность глупости, передающаяся от мысли к слову, от слова к действию: мокасины втиснулись под задние колеса, никто не спорил все наблюдали за авантюрой с нескрываемым удовольствием, практически с вожделением: сейчас родится превосходный повод унижать Семку еще десять лет.
Семен Альбертович Вялоебов, отчеканил полковник, козырнув, эту идею я одобряю!
Гололобов, аккуратным тоном поправил исковерканную фамилию Семка. Вот. Сейчас все будет, ну-ка, Ален, газку в пол дай!
Семка включил командирский голос, но другим слышался лишь презренный альт. Он прикусил тонкую губу в ожидании победы на глазах начальника и вожделенной дамы, в которую был беспросветно влюблен много лет. Он, расправленный, рдеющий впалыми щеками, триумфально погружался красными вязаными носками в грязно-серую, простуженную жижу.
Алена ударила ногой в педаль выжала на всю гашетку: машина увеселенно выплюнула мокасины с присвистом, дав практически батальный залп, обувь улетела, вертясь волчком, чуть ли не за верхушки высоких, ошарашенных деревьев. Полкан расхохотался совершенно по-юношески, не устоял на ногах, потеряв шаткое равновесие, и опал на спину прямо в хрустящую белизну сугроба. Семка, каждой клеткой прочувствовав полноценность и монументальность фиаско, на пару с Алексом принялся поднимать начальника, неуклюже скользя, пьяный вестибулярный аппарат играл в странные игры. Алена продолжала газовать, раскручивая четыре упертых колеса и стрелки спидометра и тахометра до максимума, она хотела вырваться из грязно-снежного плена. Но гораздо больше ей хотелось быть сейчас как можно дальше от этих людей, от этих пьяных родных людей.
Трое краснощеких мужчин вернулись в окончательно увязшую машину, дрожа от холода и дыша паром изо рта на промерзшие, перепачканные руки. Полковник продолжал по-детски хихикать, вспоминая неистовый полет красных мокасин.
Идиотище, как тебя вообще родиться угораздило риторически вставил сквозь исчерпывающий смех Полкан.
Сестра, включи печку на максималку! командовал неунывающий Алекс, полируя внутренности утепляющим коньяком.
Что будем делать? Вы уже позвонили в службу помощи какой-то дорожной или как там? Нас вытащат? Бензина уже мало осталось, а телефон у меня тут почти не ловит, мысль цеплялась за мысль, выскакивая словами наперебой из встревоженных уст Алены.
Она искала рациональный выход из ситуации, пока эмоции в ее душе накатывали волнами внахлест одна поверх другой: волна волнения, волна тревоги, волна страха, волна злости, волна презрения, волна отрешения, волна укора самой себя, и по новой.
План есть, куда без него, все выходим, вещи забираем. Стволы тоже, приказал полковник.
Молодые покорно повиновались.
Компания вышла из автомобиля на прохладный, ломкий воздух. Невнятный зимний катаклизм, вчера начавшийся, сегодня закончился ртутный столбик быстро скользил за нулевую отметку вниз, и теперь пребывание на открытом воздухе напоминало дрейф голой руки в леднике морозилки. Вокруг, вдаль, вширь зима, прозрачная хрусталем, им же хрупка и остра в осколках, замерзшая в томительном ожидании, что же дальше будут делать люди? А люди озирались по сторонам сосны толпились вокруг уходящей в чащу дороги, где через несколько километров ждал уютный дом с теплом камина, дремавшими калачиками на креслах пледами и натопленной баней с березовыми вениками и светлым нефильтрованным из дубовых бочек. Или обратно к трассе. К ее холодной, но скучной близости. Выбор бросал жребий, пока низкое небо сползало и, казалось, совсем скоро обрушится на головы людей.
Вот всем по стволу и по бутылке. Это мой любимый коньяк, Полкан организовал построение, раздав оружие и влюбленно уставившись на этикетку с золотой каймой. Этикетка отвечала взаимностью. Так. А ты, позор рода человеческого, возьми сапоги в багажнике, раз тупым родился.
Семка трусцой побежал к машине, трижды споткнувшись на ровном месте и долго копошась с багажником, одолев который, спешно достал из машины высокие прорезиненные сапоги для рыбалки и практически впрыгнул в них. В этот же момент выстрел расколол небо и встряхнул лес Семка взвизгнул умирающей антилопой и мгновенно выпрыгнул из сапог. Полкан залился злодейским хохотом, опустив дымящийся дробовик и разглядывая дробную дыру в пассажирской двери.
Мой конь устал, пришло время проводить его в последний путь! гаркнул он громоподобно, втиснув увесистый намек между слов.
Алекс, недолго думая, взвел курки на «Беретте Монтекарло» любимом ружье полковника. Выстрел. Выстрел. В окнах зазияли внушительные пробоины. Семка уже бежал к компании с глупым, исступленным лицом стрелять по машине начальника мечта мечт. И выстрелил.
Полковник замер, очень натурально изобразив лютое оцепенение.
Ты что сейчас сделал, дебилушка? рассек холодный воздух протрезвевший голос Полкана.
Этот тон, истязающий раскаленными кнутами, снился в леденящих душу кошмарах довольная, глупая ухмылка исчезла с лица Семки, совмещавшего взглядом целик, мушку и лобовое стекло, сквозь дыру в котором виднелось разодранное водительское сиденье. Подсознательно он видел начальника, сидящего за рулем в момент выстрела, а сознательно увидел его рядом грозное ружье опало из его дрогнувших рук, сделавшись вмиг детской фанерной вырезкой.
Ты что, сейчас выстрелил в мою машину, а, сучонок?
Полковник приблизился, уничтожив личное пространство Семки и угрожающе-хлестко перезарядив дробовик скользящим цевьем.
Я не оруженосец, опускаясь на колени, запнулся в словах, запнулся в мыслях его мозг вывесил белый флаг, а руки припадочно задрожали.
Прозвучал выстрел в новой тональности, до того округе еще не знакомой, стреляла Алена, целясь в лючок бензобака. Попала. Машина не взорвалась. Она выстрелила в то же место оставшимися патронами из самозарядного карабина. Никто из мужчин не сделал и шага назад если уж девушка не дрейфит, то как можно им?
Это только в кино все взрывается, в жизни так не бывает, подсказал разбирающийся в разного рода житейских тонкостях брат. Только если зажигательными патронами в сам бак стрелять, но никак не в горловину дробью.
Жаль, раздосадованно фыркнула Алена.
Она набросила скрипучий ремень карабина на плечо, а широкий утепленный капюшон лег на голову, и, непобедимая, направилась в сторону трассы, растаптывая, как ей казалось, остатки разорванной в клочья сети, коварно расставленной злым роком.